Отправлено: 17.11.07 05:11. Заголовок: фрагменты книги "The Bee Gees. Рассказы о братьях Гибб" часть 2 (продолжение)

Через несколько дней после разговора с Морисом и было доставлено письмо, где сообщалось о его увольне¬нии. Колин теперь припоминает, что Дик Эшби оказался невольным курьером, которого, возможно, и привез водитель Стигвуда. Кроме того, впервые он не только сообщил о том, что было в первом письме, но и поделился корреспонденцией, которая последовала вслед за ним несколько месяцев спустя.
В первом письме, лишенном какого-либо заголовка и даты, хотя известно, что оно должно было быть напи¬сано к концу третьей недели августа 1969 года, содержалось следующее: «Колину Петерсену. После тщательно¬го рассмотрения ситуации мы решили, что не хотим более продолжать наше сотрудничество с вами. Таким образом, ваше сотрудничество с нами официально прекращается». Письмо было подписано Морисом, Хью (поскольку Морис был все еще несовершеннолетним) и Барри.
Достойно внимания, что в письме нет никакого намека на ту роль, которую, по заявлению Колина, сыграл в этой неприятной истории Роберт Стигвуд, но второе письмо не оставляет никаких сомнений в отношении того, кто был закулисным руководителем. В этом письме от 13 января 1970 года с исходными данными: Итон-стрит, 68, Лондон, написано следующее: «Дорогой Колин! Я хорошо подумал и понял, что должен извиниться перед тобой за предыдущее письмо с заявлением о нежелании с тобой сотрудничать как The Bee Gees. Я сделал это, после того как Роберт Стигвуд оказал на меня давление, посоветовав Морису и мне вести себя так по отношению к тебе. И вся эта идея исходила от него. Хорошо подумав теперь, я искренне считаю, что если бы не действия Роберта Стигвуда, то мы все в The Bee Gees еще бы долго работали вместе».
Безусловно, существование этого письма не является доказательством того, что все, что там написано, прав¬да. Оно было подписано Барри, но, что любопытно, заверено Джимом Моррисом. Отсюда сразу возникают два вопроса: зачем нужно было Барри заверять письмо и почему для этого он выбрал именно водителя Стигвуда? Возможно, ответы появятся в одной из книг, которые, по слухам, сейчас пишут Барри и Колин.
Колин категоричен в том, что его увольнение абсолютно никак не связано с фильмом Cucumber Castle. «Я сказал Барри, что не хочу участвовать в комедийных сценах, потому что они мне не кажутся очень смеш¬ными. У Барри с этим не было никаких проблем», - утверждает он. В отношении отсуживания имени The Bee Gees, что всегда казалось поклонникам группы несколько странным шагом, Колин говорит, что закулисно происходило гораздо больше, чем было известно широкой публике: «Я совершенно не собирался навсегда их лишать возможности использовать это имя, но в то время у меня была еще одна тяжба с Робертом Стигвудом, а известный адвокат Марти Мечет, бывший партнер Аллена Кляйна, посоветовал мне так поступить для того, чтобы закончить судебный спор».
Барри просил поклонников группы о снисхождении: «У меня нет никакой неприязни к Колину. Мы желаем ему удачи во всех делах. Хотя мы и сбили народ с толку, но должны суметь доказать, что мы и есть The Bee Gees. Мы не умерли и не собираемся. Я просто прошу критиков немного остыть и дать нам шанс. Нам нужно немного времени. Это даст нам свободу - как музыкальную, так и личную. Мы с Морисом будем абсолютными партне¬рами в бизнесе и во всем, что мы делаем. Изо всей этой кутерьмы появятся новые, настоящие The Bee Gees. Мы будем как приклеенные. Нас осталось только двое, и воевать друг с другом мы не собираемся. Мы с Морисом никогда не затевали никаких ссор, и всегда были друг другу близки, он всегда со мной делился личными пережи¬ваниями. Обсуждал со мной свой брак. Причин для ссор больше не осталось».
Эта вновь обретенная братская гармония распространялась и на их музыкальные вкусы. Барри говорил: «Мо¬рису и мне нравятся баллады - вы не сможете нас заставить заниматься рок'н'роллом. Мы слушаем рок'н'ролл, нам он нравится, как нравятся и все остальные жанры музыки, особенно Шопен и Бетховен, но в работе мы будем придерживаться того, что нам говорит сердце, а не голова. Сочинять мы будем вместе. Я займусь стихами, а Морис будет выдавать красивые аккорды. Робин хорош и как сочинитель песен, и как певец, но Морис - музыкальный стержень группы. И всегда им был. Многие талантливые ребята много бы дали за то, чтобы оказаться на месте Мориса».
«Морис может играть на семи инструментах, он сделал большинство наших бэк-треков, а я был ведущим солистом четырех или пяти синглов, ставших хитами. Так что же может заставить замолчать The Bee Gees?» -спрашивал он.
Братья планировали серию «живых» выступлений, чтобы отблагодарить тех поклонников, которые их под¬держивали на протяжении всех этих смутных дней. «Перед Рождеством мы хотим отправиться в концертное турне по Великобритании с большим оркестром, - сообщил Барри. - Я хочу дать людям хорошую музыку, ведь если в записи они слышат оркестр, то почему они не должны получать тот же звук со сцены? У нас выйдет еще одна запись, и мы получим еше немного поддержки от своих фанатов, а также поблагодарим тех, кто купил последнюю пластинку... Турне будет в какой-то степени нашим дебютом как The Bee Gees - я имею в виду тех The Bee Gees, которыми мы станем. Если мы еще раз разойдемся, то уже не будем The Bee Gees. Знаете ли, есть одно преимущество в том, что в группе только два человека, мы можем делать что-то сами по себе и при этом не расходиться. В одном я уверен: теперь, когда остались только Морис и я, не стоит бояться, что мы разойдемся. Скажу вам так, мы будем вместе еще 100 лет!»
Как оказалось, уверенность Барри была не к месту. Вся эта вражда привела к тому, что в поп-бизнесе начала ходить шутка: к Рождеству останется лишь Bee Gee (Би Джи, то есть Барри Гибб). Поэтому, наверное, мало кто удивился, когда в начале декабря Барри объявил: «С сегодняшнего дня я выступаю соло».
Для Барри критический момент наступил, когда Роберт Стигвуд забронировал студийное время для Барри и Мориса, с тем чтобы The Bee Gees могли начать работу над следующим альбомом. «Я приезжаю на студию IBS. Морис все прекрасно знает. И там никого нет! Тогда я позвонил Роберту и спросил: 'А где Морис? Ведь мы должны делать альбом'. Роберт говорит: 'Он в Австралии'. Я ему: 'Роберт, ты ведь все организовал, чтобы мы могли в студии заниматься альбомом. Почему Морис мне даже не сказал, что собирается в Австралию?'. Он мне в ответ: 'Понимаешь, он очень быстро собрался и уехал с Лулу. Нужно было все делать очень быстро. Они отправились, чтобы сделать рекламу Cucumber Castle'. Я только спросил: 'Что?!'. Все и раньше доходило до абсурда, но чтобы так! Я действительно чувствовал... все против меня».
Безуспешно пытаясь отговорить Барри от ухода из группы, Стигвуд решил упомянуть Cucumber Castle, пытаясь скрыть тот факт, что мысли Мориса и Лулу были далеки от рекламы фильма. Поездка была чисто для удовольствия, как пара и заявила таможенникам, проходя через паспортный контроль.
Частью их «международного турне» был визит, который включал ностальгическую поездку в Сидней. Мо¬рис очень хотел отвезти Лулу в Бронте и Марубру, чтобы она смогла «увидеть все те места, где мы когда-то болтались, потому что я хотел ей показать, где все это начиналось». Австралийская пресса впервые воочию смогла увидеть Лулу, а Морис был очень рад держаться в тени: «Меня никогда не задевало, когда фотографы отпихивали меня в сторону, поскольку хотели сфотографировать мою жену без меня. Или когда меня представ¬ляли как мужа Лулу».
Лулу, которая выглядела уставшей после длинного перелета, больше всего хотелось хорошенько выспать¬ся. Перед их отъездом из Великобритании ей было отказано даже в такой маленькой роскоши, потому что чем меньше дней оставалось до их отъезда, тем более нетерпеливым становился Морис. «Он был так возбужден, что не мог спать», - поведала она репортерам.
А тем временем в Великобритании Барри оставался непоколебимым в своем желании уйти, несмотря на разговоры о том, что The Bee Gees зарабатывают 3 миллиона фунтов в год. «Но деньги не поступают, - говорил он. - Последние три-четыре месяца я вообще ничего не делал. Я чувствую себя одиноким и отвергнутым».
Вопреки своим предыдущим заявлениям, он сказал: «Я просто не верю в то, что два человека могут быть группой. Мне ничего не остается, кроме как уйти вслед за Колином, Винсом и Робином. У всех троих были разные причины для ухода. Я не держу на них зла, чтобы они там мне ни говорили. Винc сказал, что моя музыка действует ему на нервы; Робин заявил, что поет лучше меня; а Колин - что я возомнил себя королем. Что там думает Морис, это его дело. Мы будем и дальше работать вместе, но это будет уже не The Bee Gees».
Одно из музыкальных изданий того времени объявило об окончательном распаде группы и напечатало насмешливо-иронический стишок:
Five little Bee Gees, but many shocks in store,
One left to form a group and then there were four.
Four little Bee Gees, not good company,
One became a soloist - and then there were three
Three little Bee Gees, not sure what to do,
Decided drums weren't needed - and then there were two.
Two little Bee Gees felt it wasn't fun
One got fed up with things and then there were none.
Пять маленьких Би Джиз, но шуму учинили, Один ушел, чтоб сделать группу, осталось их четыре. Четыре маленьких Би Джиз не очень-то сыгрались, Один сам начал песни петь, и трое их остались. Три маленьких Би Джиз, не зная, чем заняться, Убрать ударника решили и вдвоем остаться. Два маленьких Би Джиз решили - не смешно, Один сказал: «Достало все», и нету никого.
«Беда в том, что их окружали люди, которые твердили: ты звезда, ты звезда, ты звезда, чтобы снискать к себе расположение, - говорил Том Кеннеди. - Менеджеры как бы льстили их самолюбию. Жить в тени Барри было не очень-то легко для двух других... и те, кто были тогда около Робина, жили за его счет. Хотя Робин и добился небольшого успеха, и остальные в дуэте тоже, они никогда не были особенно довольны ситуацией, и думаю, что были рады снова собраться вместе. Думаю, что это было естественно, и они этого действительно хотели, но гордость не позволяла. Мориса и Барри задело то, что Робин так сделал, и полагаю, что Робин... если бы только кто-то позвонил, то все бы закончилось гораздо быстрее. В семье все это происходит гораздо мучительнее -появляется даже своего рода ненависть, которая никогда бы не возникла между чужими людьми. К счастью, их разрыв не очень затянулся, и Робин, если можно так сказать, вернулся в стаю. Мне кажется, что они действитель¬но скучали без Робина. Барри стал более отчужденным, а Морис делал то, что делал. Морис всегда был комму¬никабельным, компанейским человеком, а Барри 18 месяцев уединенно жил на Итон-сквер. Морис везде бывал, много общался и занимался музыкой с другими, что ему очень нравилось. В те дни он, бывало, позвонит мне и скажет: 'Я забронировал студию Nova Sound на шесть часов сегодня вечером'. Как-то я был в Девоне и позвонил ему узнать, как дела. Он спрашивает: 'Ты где?'. Отвечаю: 'Я в Девоне'. А он мне: 'Я на вечер заказал студию, так что я в порядке!'». Том засмеялся: «Вот таким был Морис».
Главным соратником Мориса стал младший брат Лулу - Билли Лоури. «Лулу часто уезжала, и Морису, наверное, очень повезло, что рядом был весельчак Билли. Он очень помогал Морису. Хотя Билли и добился некоторого успеха в музыкальном мире, пение не было его сильной стороной - певицей в семье всегда считалась Лулу. Их младшая сестренка тоже достаточно успешно выступала с группой, но в центре внимания всегда оказывалась именно Лулу».
В отличие от всегда занятого Мориса Барри все больше удалялся от общества. Его друзья говорили, что он стал почти затворником и крайне редко покидал свой шикарный лондонский дом. «Он и сегодня не любитель где-то погулять и развлечься, - говорил Том Кеннеди. - Телевизор, книги, такие вещи, как НЛО и мистицизм... он полностью уходит в себя». Итак, Барри сидел дома. Дэвид Гаррик и Питер Вингард частенько заходили к нему, сидели там и развлекались, вместо того чтобы куда-нибудь сходить. Барри не просто читал программу телеви¬дения - он ее внимательно изучал.
Австралийская поп-звезда Ронни Бернc вспоминает, как в то время гостил у Барри и Линды: «Я приехал в Лондон, и Барри и его ассистент встретили меня в аэропорту. Я жил у них около десяти дней. Оглядываясь назад, можно сказать, что это было тяжелое время для Барри. Он не знал, что ему делать и что ждет его в будущем. За все время, пока я у него жил, он ни разу не покинул квартиру и вел очень уединенный образ жизни. Помню, он мог проснуться среди ночи и пойти варить сосиски, а поскольку я все еще жил по австралийскому времени, то мне это очень подходило. Мне нужно было поехать на Карнаби-стрит, чтобы купить кое-что из одежды. Он поехал со мной, и мы оба купили себе по пиджаку. Когда вернулись обратно, Линда меня поблагодарила, сказав, что он впервые за 18 месяцев покинул квартиру. Мы сблизились с Барри, и чем больше времени проводили вместе, тем ближе становились. Братьев с ним рядом не было, и, мне кажется, он очень по ним скучал».
Барри настаивал на том, что ничего не имеет против остальных The Bee Gees, и горько добавил: «Это при том что они все на меня ужасно обижены».
«Мне исполнилось девять лет, когда я предложил братьям выступать со мной. Это произошло четырнадцать лет назад. Но, после того как мы приехали в Англию, что-то случилось. Мы утратили энтузиазм. Для того чтобы стать звездами мирового масштаба, нам пришлось уехать из Австралии. Ведь в Австралии ты можешь быть какой угодно знаменитостью, но в других странах тебя никто не услышит. Группа была семейным делом, и, возможно, именно это ее и погубило. The Bee Gees больше не существует».
Барри добавил, что сыт по горло тем «дутым» имиджем, который ему навязали: «Я всего лишь хочу вернуть¬ся на землю».
«Работая соло, я могу потерять целое состояние, но деньги не имеют значения. Мне плевать. Я никогда не перестану сочинять, мои песни будут со мной всегда. Был бы вполне доволен, если бы у меня имелся лишь один магнитофон. Я все равно смог бы писать и записывать свои песни».
Он еще раз подтвердил свое желание сняться в кино, отдавая предпочтение вестерну или исторической драме. «Каждый день в офис приносят от пяти до десяти сценариев, - рассказывал он. - Мы просто еще не выбрали подходящий». На очереди у Барри было рекламное турне по Европе. По возвращении домой он соби¬рался больше появляться на телевидении. Кроме того, ему очень хотелось еще поработать в Америке.
Представитель RSO констатировал: «В принципе мы не возражаем против сольных выступлений Барри, и позднее на этой неделе собираемся встретиться с ним и Морисом, чтобы обсудить этот вопрос».
Комментируя, казалось бы, окончательный распад группы, Робин сказал: «Это рано или поздно должно было случиться. Вдвоем у них все равно бы ничего не вышло. Но получилось как-то глупо. Заявления Барри и то, как он все это преподнес... Не думаю, что Морис был в курсе: скорее всего, Барри все решил самостоятельно. Ему очень не понравилось, что Морис с Лулу устраивают свои дела за границей, в то время как он сам целыми днями сидит дома».
Робин уверял, что семейные связи все еще существуют, хотя отношения и натянутые. «Есть определенные идеи, которые ты можешь передать только братьям и родственникам... По поводу моего ухода - единственное, о чем я жалею, так это о том, что могли прийти и такие времена в будущем, когда нам всем вместе было бы очень хорошо, - пояснил он. - Но, когда я уходил, все было совсем не так, и сейчас хоть я и один, чувствую себя гораздо счастливее. Наконец я могу принимать решения и привлекать внимание сам по себе, а не как участник The Bee Gees... Своим уходом я никоим образом не нарушил гармонии. Так было лучше для всех».
Робин утверждал, что они с Морисом зарыли топор войны: «Морис и я близнецы, у нас день рождения под Рождество. Тогда мы и встретились, и теперь у нас прекрасные отношения. Морис ужасно радуется моему успеху. Но с Барри мы совсем не общаемся».
Воссоединение близнецов произошло по инициативе Мориса. «Недавно я увидел Робина в программе Тор Of The Pops, - рассказывал Морис. - Он говорил, что ему немного жаль, что потерян контакт с братьями. Услышав это, я позвонил на студию и попросил дать мне возможность поговорить с ним. Но они не дали. Я им говорю: 'Это глупо - человек только что ступил на Луну, а я даже не могу поговорить по телефону со своим братом-близне¬цом!'. Через пару часов после этого в дверь постучали, это был Робин. Он сказал, что слышал, как я пытался с ним связаться. Мы обнялись, все было очень эмоционально, потом присели и выпили...»
Уже после воссоединения Морис как-то сказал: «С Робином мне проще, чем с Барри. С Робином я всегда могу договориться, но с Барри это сделать сложнее. Я не знаю, что это, но мне кажется, он мне не доверяет. Не могу понять, почему. Хотел бы с ним об этом поговорить. Но он из тех, кто верит всему, что пишут в газетах. Ну я, например, прочту что-нибудь такое и скажу - чушь собачья. А Барри со мной разговаривать не будет, и я знать не буду, что с ним не так».
* * *
Еженедельник New Musical Express анонсировал, что в последние три дня ноября и первые пять дней декабря пройдет сольное концертное турне Робина по Великобритании. Планировалось провести восемь концертов, первый - в Лондоне. «Я рассчитывал только на себя, - говорил он. - Теперь все позади, и я расправляю крылья».
Предполагаемое турне по Великобритании так и не состоялось, но Робин достаточно неожиданно решил сыграть два концерта 31 января и 1 декабря на открытом стадионе «Силвестрим Боул», в рамках фестиваля Редвуд в Редвуд-парке в Свансоне, Окленд, Новая Зеландия. На концертной афише концерта гордо красовалось: «Робин Гибб - голос The Bee Gees».
«Именно там у меня было восемь первых мест. «Masschusetts» и «Saved By The Bell» и другие песни, которые я записал... были там лучшими, - объяснял Робин. - Я должен был там появиться, но я не люблю долго находить¬ся далеко от дома».
Обычно артисты стараются сыграть несколько концертов за раз, но Робин совершил тяжелейший перелет на другой конец земного шара практически ради одного концерта, прилетев в Новую Зеландию сразу после своего появления в шоу The Andy Williams Show в Америке.
«Он совершенно выпал из контекста, - вспоминает Том Кеннеди, - появившись между танцорами мао¬ри и какими-то другими фольклорными артистами. Маори стали кидать в него пивными банками! Робин рассказывает эту историю со смехом. Он вообще рассказывает все, чтобы с ним ни случилось, ничего не утаивая...»
Еще только начиная сольную карьеру, Робин говорил, что его сольные выступления будут необычными. «Грядет не концерт, а моя собственная версия карнавала, - объяснял он. - Вечер с Робином Гиббом будет полон неожиданностей. Я хочу, чтобы это стало событием, зрелищем».
Для того чтобы описать первый из двух его концертов на фестивале Редвуд, лучше слов и не найти. Тем вечером он вышел на сцену под аккомпанемент своего собственного оркестра, исполнявшего вступление к «Massachusetts». Робин поприветствовал аудиторию, но, прежде чем он успел открыть рот, в него запустили помидором, который попал ему в голову.
Робин невозмутимо стер остатки томата с волос и спел всю песню, ни разу не сбившись с ритма и не обращая внимание на летевшие в его сторону овощи. Спев песню, он начал благодарить аудиторию за аплодисменты, когда вдруг девочка-подросток вскочила на сцену, бросилась к певцу со своими бурными объятиями и вдруг свалилась с ним в оркестровую яму. Робина освободила полиция, а девушку увели. После, когда из зала на сцену рванулся молодой человек, охранники его вытолкнули и спровадили обратно в зал. К тому моменту телохрани¬тели уже понимали, что потерян контроль над толпой, и Робину вместе с оркестром пришлось поспешно поки¬дать сцену. Попытки полиции успокоить фанов были тщетны, из толпы швыряли бутылки, пивные банки и все, что было под рукой.
Второе выступление Робина запланировали на следующий день, и с самого утра промоутер отчаянно пытал¬ся убедить его, что на этот раз все пройдет гладко. Зрительный зал отодвинули от сцены на 25 футов, два микро¬автобуса охраны стояли по обе ее стороны на случай, если певцу придется ретироваться. Полицейских рассади¬ли между зрителями футах в 30 от сцены, рядом с Робином прямо на подмостках заняли места телохранители, за ними - сторожевые собаки.
«Какое там испугался - я был просто в ужасе! - съязвил потом Робин в ответ на чей-то вопрос и тут же переменил тон. - То есть на самом деле нет, я, конечно, не испугался. Все понятно: вся эта огромная толпа тусовалась там целый день. Я появился, когда все уже были «подогреты», им хотелось подвигаться. Кроме того, у меня есть обязательство перед моей аудиторией: не выглядеть испуганным, даже если меня обижают!»
Заметив, что Робин относится к этому инциденту спокойнее, чем он сам, промоутер решил пошутить: «Ну подумаешь, всего-то там было десять банок, две бутылки и полдюжины томатов».
«Шведский стол», - поддакнул ему Робин.
А потом вышел на сцену и, исполнив все, что хотел, остался невредимым. Он закончил концерт трога¬тельным исполнением песни «I Started A Joke» и со вздохом сказал: «Спасибо всем, на этой ноте я хотел бы закончить».
После этого «живого» дебютного выступления Робин вернулся в Великобританию, чтобы продолжить анон¬сировать свои записи. Его второй сингл, «One Million Years» был очень похож на первый, и он даже признался репортерам, что действовал наверняка, желая повторить успех. Меланхоличная, минорная песня об умершем, рассказывающем своей возлюбленной о том, как он ее ждет, не смогла хоть как-то повлиять на британские и американские чарты, хотя и заняла 14-е место в Германии. Робин тому не удивился. «Я и не думал, что этот сингл что-то заслужит, - пояснял он. - Вышел под Рождество, а это время, когда все радио- и телевизионные продюсе¬ры уже знают, какие программы пойдут в эфир в праздничные дни. Песня потерялась среди лавины записей, выходящих в этот период, так что все получилось так, как я и ожидал».
По непонятной причине песня даже не вошла в альбом Робина, там их было одиннадцать, хотя в большин¬стве альбомов двенадцать. Однако песня попала на немецкую долгоиграющую пластинку и на компакт-диск, перевыпущенный в Германии. В обоих случаях это были стереокопии, сделанные с оригинального монофони¬ческого сингла.
Джонатан Лединхам вырос в доме, возвышавшемся над городом Дрогеда около Дублина. В конце 1968 года, закончив Ирландскую Королевскую академию драматических искусств, где он обучался танцам, фехтованию и актерскому мастерству, Джонатан приехал в Великобританию. К середине 1969 года уже начинающий музыкант Джонатан Келли жил в отеле «Медисон» в лондонском районе Пэддингтон. Отель получил известность благодаря скандальной популярности многих своих постояльцев. Гостями отеля были и Джо Кокер, и группа The Greaseband. Однажды к Джонатану пришел посетитель. «Этот человек выглядел как настоящий мафиози, — рассказывал он. — Серьезно! Повязка на глазу, прихрамывает, а пальто накинуто поверх плеч. Стопроцентный мафиози. Он предло¬жил мне выступать в отеле «Интернациональ» на таких условиях: я пою за 15 фунтов в неделю плюс ужин. Сделка предлагалась хорошая, но очень фешенебельный отель, а я не из тех, кто развлекает шикарную публику. Тогда я пел такие песни, как «The Lonesome Death Of Hattie Carol», и другие о том, что надо изменить мир. А эти люди не хотели, чтобы мир менялся. Они хотели, чтобы все было как есть, только денег побольше. Однажды вечером пришли Колин и Джоанн Петерсен с группой еще каких-то людей, а я только что закончил исполнять песню «Sailor». Колин пригласил меня к ним за стол и спросил: 'Кто написал?'. Я сказал, что я, а он поинтересовался, есть ли у меня еще собственные песни. Я им спел кое-что. По-моему, я даже исполнил, черт возьми, одну из песен The Bee Gees! Потом он заказал шампанское, все было замечательно. И вдруг говорит: 'Давай споем вместе, прямо сейчас!'. Мы исполнили что-то вместе, всем понравилось, так что мы были очень довольны друг другом. Потом он пригласил меня в свои конюшни и там, естественно, начал говорить о том, чтобы сделать что-то вместе. И все такое. Так я попал в их новый проект, менеджером которого была Джоанн, а Колин ассистировал и выполнял работу продюсера. Все было здорово, они дали мне отличную возможность показать себя, были очень добры и любезны». Но Колин не просто оказывал ему любезность, он делал все, чтобы его протеже чувствовал себя особенным. На первой рекламной фотографии Джонантан, модно одетый, сидит на стуле в стиле жакоб, а в руках держит очень изысканный с виду музыкальный инструмент.
«Это была гитара Барри Гибба, сделанная на заказ, - J-200 [Gibson], очень красивая гитара! - пояснял Колин, -я уронил ее на сцене и сломал боковину, а один мастер из Бритона ее починил, причем сделал так, что трещину совсем не видно». На самом деле, гитару сам Колин и купил, но Джонатану так понравилась эта история, что Колину совсем не хотелось разрушать его иллюзий.
Джонатан Келли имел прекрасную возможность наблюдать за реакцией Колина на уход из The Bee Gees: «Он был немного зол по этому поводу, но в то же время и взволнован, потому что все это обсуждалось в прессе, а никакая реклама не может быть плохой. Так что, я думаю, он чувствовал... что-то происходит. Ему всегда хотелось иметь полную картину происходящего. Он был недоволен только в одном случае: если ничего не происходило. Так, его совсем не печалило то, что он в результате своего ухода из группы оказался в центре внимания. Быть барабанщиком у таких музыкантов, как Робин и Барри, означает, что ты им только подыгрыва¬ешь, а они творят».
Джоанн и Колин немало сделали для Джонатана и в профессиональном смысле. «Колин организовал контракт с компанией Parlophone, - объяснял Джонатан, - с австралийцем по имени Кен Ист, который возглавлял в то время EMI или какую-то другую фирму. Приятный парень. Он также договорился по поводу издательских дел с Карлин и Фредди Бинсток».
К тому времени Колин уже и сам основал собственную музыкальную издательскую компанию Hercules, названную в честь маленького йоркширского терьера пары, и стал продюсером альбома Келли. До этого он продюсировал два его сингла. Первый назывался «Denver», но больший интерес представляет второй - «Make A Stranger Your Friend», и не только с музыкальной точки зрения. Келли признавал, что песня «экстремальная»: «Она не нравится никому из моих друзей. Песня о том, что пора положить конец человеческим конфликтам и расизму. Самое отвратительное, что может быть в человеке, - это расизм. Они заставили меня написать письмо преподобному Иану Пэсли!». Кроме того, член парламента от партии тори стал еще одним получателем призыва к лучшему пониманию между людьми всех религий независимо от цвета кожи и расы.
Сеанс записи нового сингла Келли стал причиной определенных трений между Робином Гиббом и его новы¬ми менеджерами, поскольку Вик Льюис отказался дать разрешение Робину на участие в суперсессии, организо¬ванной Колином Петерсеном. Мик Тейлор из The Rolling Stones, Клаус Вурман из Manfred Mann и The Plastic Ono Band, Мадлен Белл из Blue Mink, Карл Вейн, игравший ранее в The Move, Кристина Холмс, Стив Роуланд и Альберт Хаммонд из Family Dog, Джеки Ломекс, Тони Эштон из Ashton, Gardner & Dyke, Лесли Дункан, Питер Селлерс и Спайк Миллиган были приглашены принять участие в записи. В этот список Колин включил и Робина. «Я хотел Робина, потому что его высокий голос - это то, что надо для такой записи, - объяснял Колин. - Мы с ним друзья, несмотря на все эти дела с The Bee Gees. Жаль, что он не смог принять участия».
Робин протестовал: «В контрактах на звукозаписи должен быть пункт, который позволяет артистам рабо¬тать с кем они хотят. Нельзя так связывать музыкантов. Компании должны были давно договориться и сломать этот барьер. Я очень разочарован. Мне безумно хотелось присоединиться к ним. Но стоило мне только открыть рот, как тут же меня начинали обвинять в нарушении контракта».
Менеджер Робина выходил из себя от одной мысли о том, что один из его артистов может работать с другой фирмой. Вик Льюис жаловался: «Это все вздор! Я не для того заключаю контракт, чтобы они могли записываться для других людей! Все эти звезды думают, что им должно быть позволено вот так записываться, причем бесплат¬но. А потом жалуются, что нет денег».
На фотографии той сессии запечатлен молодой человек с волнистыми волосами в строгом черном костю¬ме. Он единственный из всех не смотрит в камеру, как бы заслоняется от нее рукой.
«Это очень интересный снимок, - говорит Келли. - Ведь Робин приложил руку к лицу, потому что увидел -его фотографируют. Он прятался! Старался укрыться от всех камер».
Есть один человек, который знает наверняка, но он по этому поводу ничего не говорит. В своей еженедель¬ной колонке от 16 января он написал: «Сюрпиз, сюрприз! Сегодня мне позвонил бывший Би Джи Колин Петерсен, теперь он является персональным менеджером нового фантастического певца Джонатана Келли, который вско¬ре прославится. Колин пригласил меня прийти на звукозаписывающую сессию Джонатана. Я как хороший друг ни секунды не сомневался. Итак, в семь вечера я приехал на студию IBC в Портленд Плейс. Запись уже шла полным ходом».
Робин утверждает, что он всю сессию «просидел вместе с Колином у пульта, руководя процессом». Может и так, но есть еще один неоспоримый факт. В воскресных газетах появилось множество фотографий, на которых видно, что Колин сидит у микрофона и поет со всеми вместе.
Колин также попытался собрать всех артистов для программы Top Of The Pops, но вся эта затея стала для него кошмаром. Питер Селлерз был за океаном, а Спайк Миллиган «нездоров». Программу сняли, но так и не показали.
В записи следующего сингла Джонатана, «Don't You Believe It», анонимно принимал ...

 Отправлено: 17.11.07 05:11. Заголовок: фрагменты книги "The Bee Gees. Рассказы о братьях Гибб" часть 2 (продолжение)

... участие еще один очень известный музыкант. Эрик Клэптон согласился сыграть на соло-гитаре потому, что ему не понравилось, как Роберт Стигвуд и The Bee Gees обошлись с Колином. Эрик собирался участвовать в Top Of The Pops во время телевизионного дебюта сингла, но в последний момент ему пришлось от этого отказаться, и вместо него играл Тим Стеффел. Отсутствие Клэптона не очень сильно повлияло на продажи, поскольку в следующие же выход¬ные после выхода программы в эфир количество проданных копий перевалило за 4000.
Если верить журналу Record Collector, то Робин своим появлением на записи «Make A Stranger Your Friend» не в первый раз проигнорировал контрактные обязательства. В феврале 1969 года группа Jason Crest из Тонбриджа выпустила свой четвертый сингл «Waterloo Road», записанный в штаб-квартире Philips, Стенхоуп Плейс на запа¬де Лондона. В одной из статей журнала за 1999 год написано, что «благозвучию очень способствовал анонимно участвовавший Би Джи». Хотя Морис обычно считается неоспоримым лучшим инструменталистом из всех братьев, Робин всегда очень энергично пробовал разные музыкальные инструменты, восполняя энтузиазмом недостаток мастерства. Кстати, сеанс записи был прерван чересчур рьяным полицейским, который решил, что звуки, доносящиеся из студии, нарушают общественный порядок.

 Отправлено: 18.05.08 03:00. Заголовок: Неужели не будет про..

Неужели не будет продолжения...

 Отправлено: 08.01.09 00:14. Заголовок: Еще кому-нибудь интересно?..

Еще кому-нибудь интересны сканы глав из этой книги? Могу выложить несколько

 Отправлено: 08.01.09 08:15. Заголовок: Вери гуд . Всегда за..

Вери гуд . Всегда за !

 Отправлено: 08.01.09 20:46. Заголовок: please..

please

 Отправлено: 08.01.09 21:04. Заголовок: 22 УВИДЕЛИ НОВЫЙ ДЕН..

22
УВИДЕЛИ НОВЫЙ ДЕНЬ
Альбом Life In A Tin Can вышел 19 января 1973 года в Америке и 1 марта в Великобритании. На нем в первый раз официально использовался новый лейбл RSO.
Логотипом была красная корова, но за этим лейблом не стояло ни фирмы-изготовителя, ни дистрибьютера. А дисками RSO по-прежнему занимался Polydor почти по всему миру и Atlantic в США и Канаде. К концу октября 1972 года The Bee Gees записали в Лос-Анджелесе 20 дорожек, к 5 ноября поделенные на два альбома. Второй альбом так и не был выпущен. Из его участников остался лишь Алан Кендалл, и, как всегда, он участвовал только в нескольких песнях. Считалось, что введение новых правил послужит толчком к смене направления группой. Список благодарностей за этот альбом включает шесть основных сессионных исполнителей. Возглавляет список Джим Кельтнер - он удостоен благодарностей за все восемь песен, затем следуют Пит Клейноу (гитара) и Томми Морган (гармоника) - каждый за две песни, Джером Ричардсон (флейта), Рик Грек (бас-гитара и скрипка) и Джейн Гец (фортепиано) - за одну песню каждый. Скрипичные аранжировки выполнены Джонни Пейтом, а продюсерами выступили сами братья.
Life In A Tin Can вышел через несколько месяцев после То Whom It May Concern, и кажется странным, что такие плодовитые композиторы написали всего восемь песен, четыре из которых один Барри. Робин более заметен во втором альбоме, а у Мориса почти нет сольных партий - начался его кризис, который продлился года до 1980-го.
Иногда трудно понять, почему сингл не становится хитом. «Saw A New Morning» - лучшая песня The Bee Gees, когда-либо открывавшая их альбом, сложная, с точки зрения композиции, и одновременно запоминающаяся. Переходы от лирической музыки к бравурной уже весьма успешно использовались ранее в «Lonely Days», a «Saw A New Morning» переходит из крайности в крайность с еще большей легкостью. То ли сжатый звук записи не мог передать всей энергии бравурных частей, то ли публика просто не этого ожидала от группы.
К сожалению, Life In A Tin Can не имел успеха на рынке, особенно плохо дела шли в США, где с 1970 года альбомы распродавались только благодаря успеху синглов, да и то весьма скромно. Новое направление в музыке оказалось не очень прибыльным. Здесь могло бы помочь прокручивание по радио, которое к 1973 году стало объявлять 40 лучших песен, но тут их альбомы семидесятых годов никогда не были популярны. Альбом не поднялся выше последних строчек списка 100 популярных песен журнала Billboard, но Морис не считал это равнодушием, добавляя жизнерадостно: «У нас еще много провалов впереди!».
19 февраля The Bee Gees выступали перед британской публикой в первый раз с 1968 года. Это единственное представление в Royal Festival Hall они давали с Лондонским симфоническим оркестром. Объясняя, почему это представление было единственным перед гастролями по Северной Америке, Барри сказал: «Главная причина -финансирование. Большинство британцев не представляют, насколько дорого группе давать здесь концерты. Если все должным образом не организовать, то денег группа совсем не заработает. После оплаты расходов и выплаты гонораров посредникам почти ничего не остается... В Америке давать концерты выгодно. Зарабатываешь больше, потому что выше прожиточный минимум. У них детский билет на концерт стоит дороже, но и заработки там больше - так что все справедливо. В Англии билеты тоже стоят недешево, но в конце концов группа все равно часто оказывается в проигрыше».
The Bee Gees ввели в состав нового барабанщика. Дэннис Брайон родился 14 марта 1948 года в Кардифе, Уэльс. Начинал он в группе Brother John & The Witnesses, но большого успеха в Великобритании добился в конце шестидесятых в составе Arnen Corner, четыре хита которых только за два года вошли в десятку лучших, включая «(If Paradise Is) Half As Nice», занявший 1-е место в 1969 году. После разрыва с Amen Corner он два года проработал водителем грузовика, а затем по совету соседа, Алана Кендалла, пошел на прослушивание в The Bee Gees. Первое его выступление с группой состоялось с Лондонским симфоническим оркестром в Festival Hall.
В тот вечер открывал концерт Колин Бланстоун. Он вспоминает его как «очень интересный и важный для них концерт... Оркестр играл в полном составе, и, по моему личному мнению, концерт удался на славу. Я большой их поклонник, считаю их потрясающими. И песни пишут замечательные - одни из лучших в мире... И парни они приятные. Мне не часто доводилось разговаривать с ними, но это всегда было приятное общение. Однажды мы с Робином Гиббом пили пиво и я сказал: 'Мне как-то неспокойно. А ты как?'. А он ответил: 'Мне тоже неспокойно'.

Мне не нравится употреблять слово «нервничать» перед концертом, и здорово, что он говорил со мной открыто и честно. Приятно было в тот момент испытывать одинаковые чувства с Робином Гиббом. Мне это запомнилось, потому что момент был очень приятным и потому что это было их представление. Иногда артисты за кулисами даже не разговаривают, а он был открыт и дружелюбен. Я очень это ценю».
Как это случалось в шестидесятые с Дейвом Ди, «Сонным», «Носатым», Миком и «Тичем», The Bee Gees, репетируя с оркестром, сеяли панику среди звукооператоров. «Небольшая проблема возникла оттого, что им надо было много репетировать, и с оркестром они проводили большую часть дня, - вспоминает Колин. - Мы давали получасовое выступление перед ними, и труднее всего было понять, что же нам делать в эти полчаса. У нас совсем не было возможности репетировать. Так мы и вышли на сцену. Думаю, мы не совсем укладывались в отведенное время. Наши гастрольные помощники и работники сцены начали волноваться, как им разместить оркестр и насколько удачно пройдет основная часть концерта. С нашей точки зрения, мы только-только добрались до своих знаменитых песен, а администратор уже отчаянно машет нам руками: 'Закругляйтесь!'. Я ни в какую: не уйдем без «She's Not There», это единственная песня, которую я знаю до конца. К концу ситуация накалилась, нашего клавишного Пита Уингфилда практически стащили со сцены, а я все твердил: нет и нет. Для Элен Блатт, нашей давнишней почитательницы, это был особенный концерт, первый концерт, который она увидела живьем. Место было выбрано очень удачно. Этот зал не очень велик, в нем непринужденная атмосфера. А еще в зале потрясающая акустика, и с каждого места хорошо видна сцена».
Наконец на сцене под громкие овации появились долгожданные The Bee Gees. Даже сейчас Элен помнит мельчайшие подробности того представления: «На Барри была светлая яркая рубашка и темные брюки, Робин был в черном, а на Морисе что-то блестело и переливалось. Они исполняли новые песни из Life In A Tin Can, который вот-вот должен был выйти. До сих пор помню, как меня потрясла «Saw A New Morning», ну и, конечно, были все старые хиты».
Рядом с Элен в тот вечер сидел один из ближайших друзей семьи Гибб, и она вспоминает, что он так же был охвачен этой чудесной атмосферой, как и все остальные, присутствовавшие на концерте: «В конце представления Нил Седака вскочил со своего места и стал аплодировать и кричать браво, так же, как и все мы. Мы с сестрой спросили, понравился ли ему концерт, и он признался, что является большим поклонником группы. Несколько фанатов, и я в том числе, выскочили на сцену и попытались познакомиться с ребятами. Мне удалось пожать руки Барри и Морису, а тем временем моя сестра, всю жизнь обожавшая (и сейчас тоже!) Нила Седаку, уговорила его дать ей автограф и билет на концерт, который она сохраняет до сих пор!».
После концерта у Робина исчезли мрачные мысли. «Никогда раньше дела не шли так хорошо! - говорил он. - На представлении был аншлаг, и все получили большое удовольствие».
Он опровергает измышления средств массовой информации о том, что группа якобы потеряла популярность в Великобритании: «То же самое критики говорили и три года назад, а мы своими песнями доказали, что они ошибались. И мы снова это докажем, потому что главное - мы сами пишем песни. Мы настроены против прессы. На нашем месте любой чувствовал бы то же самое. После разрыва чего они только о нас не писали! И даже сейчас, два года спустя, им нравится мусолить эту тему. Но ведь два года прошло! Нас не интересует прошлое - только будущее».
Разочаровавшись в прессе, ребята обрушились на общее положение в британской музыке. «По-настоящему молодежь не интересует музыка - только лица, - заявил Морис. - Возьмите хоть Марка Волана. Он будет популярным ровно столько, сколько будет оставаться смазливым». «Сейчас в области музыки Англия - отстающая страна, а ведь была ведущей, - заявил Робин. - Молодежь у нас испорчена, что грустно... Никак не поймем, почему в этой стране к нам именно так относятся. В Америке наша музыка уважаема. И вообще музыкальный бизнес во всем мире благоволит к нам, а люди не всегда. Разрыв стоил нам многих поклонников, но сейчас они возвращаются... Американцы нас понимают и ценят. А дома группу игнорируют. По какой-то причине люди не замечают нашего прогресса».
«Мы авторы песен, и мы сами же их исполняем. Многие певцы пели наши песни. Но наше исполнение, будучи оригинальным, всегда оставалось лучшим, — настаивает Морис. — «То Love Somebody», например, перепевалась более двухсот раз. И при этом она не была самым большим хитом. Правда, странно?»
«Все правда, - добавляет Робин, - Возьмем Гилберта О'Салливана, например. Его песня занимает первое место в американских чартах, о ней на первой странице пишут практически все газеты. Наши же песни одна за другой занимали первые места, однако никто ни словом не упомянул нас в прессе. Англичане не ценят свое искусство. Хочу сказать, что нет других групп, похожих на нас. Наша музыка оригинальна, мы не пользуемся материалами других авторов. Люди должны нас ценить, однако не ценят, потому как испорчены. Мы поп-звезды и довольны этим. Сейчас мы хотим, чтобы люди поняли, что наша музыка прогрессивна и пришла надолго».
Описывая разные стили своей музыки, Робин сказал: «The Bee Gees пишут песни только для The Bee Gees. Иногда мы думаем о других исполнителях, но пишем музыку только для себя».
«Мы это не специально делаем, - добавляет Барри. - Просто иногда мы пишем, чувствуя себя кем-то другим, и тогда эта вещь появляется в чужом альбоме».
«Мы записали «Run To Me», а потом Энди Уильяме записал ее на свой долгоиграющий диск, - продолжает Робин. - Если бы Энди Уильяме попросил нас написать ему песню и мы бы написали «Run To Me» для него, то наверное, не стали бы сами ее записывать. А так получилось, что и мы записали ее, и он».
Морис упоминает еще более известные имена: «Когда Лулу работала в отеле «Ривьера», мы с ней поехали в Лас-Вегас. В гостинице нас ждала записка от Тома Джонса с просьбой пойти с ним пропустить стаканчик, а жил он рядом, через дорогу. Сели мы за стол, и вдруг до меня доходит, что сидящий рядом парень, пришедший с потрясающей китаянкой, не кто иной, как Фрэнк Синатра. Том представил нас, и мы проболтали аж до пяти утра. Кончилось все тем, что мы записали «First Of May» и «Words». Правда, ни ту ни другую песню я с тех пор ни разу не слышал».
Гастроли по Северной Америке закончились в Канаде в конце февраля представлениями в Монреале и Торонто. Затем их ожидало 16-дневное путешествие через всю страну.
Молодой Энди Гибб, заинтересованный наблюдатель гастролей, только что отпраздновал с братьями свое пятнадцатилетие. Морис вспоминает: «В этой поездке он наблюдал за нами и изучал нас, чтобы знать, как себя вести, когда войдет в группу. А случилось это примерно через год».
Всего через пять дней после окончания гастролей в Портленде, Орегон, The Bee Gees принимали гостей в передаче NBC Midnight Special, популярной ночной музыкальной программе, которая, вопреки своему названию, выходила в полночь только для центрального часового пояса США. Каждую неделю помимо постоянного ведущего шоу ди-джея Роберта Уэстона Смита, за резкий голос прозванного Волкоподобным Джеком (Wolfman Jack), передачу вел новый приглашенный ведущий. Передача представляла собой смесь самых популярных мелодий и немного «ветеранской» ретро-рок-музыки.
Их музыка и остроумие нашли живой отклик в аудитории, и шоу имело самый высокий рейтинг за весь период существования. По понятным причинам продюсеры шоу были довольны и пригласили The Bee Gees провести еще три программы. Никто ранее не приглашался на такое количество программ.
Том вспоминает: «Мы выступили раз, а пригласили нас за нашу популярность... После первого представления успех был огромный, и ребят приглашали снова, снова и снова. Они прежде всего отличались тем, что пели «вжи-вую», а не просто открывали рот. Это дало хорошие результаты, но, по-моему, они потом перестали петь «вживую», стали вроде как постоянными участниками - почти такими, как Волкоподобный Джек. Шоу получились замечательными, и это естественно, ведь они были сделаны в Голливуде, где полезно провести какое-то время».
10 августа они провели фестиваль «Возрождение британского рока», в котором также выступали Манканьян Питер Нун, бывший «Герман» из Herman's Hermits, родители которого все эти годы оставались друзьями Барбары и Хью Гибб. Хотя в смысле техники The Bee Gees значительно отличаются от битлов, они отлично исполнили попурри на их «If I Fell», «I Need You», «I'll Be Back» и «She Loves You» в сопровождении Барри на скрипке.
Выступление братьев в Midnight Special- еще одно доказательство противоречивости братьев при воспроизведении событий. Совершенно очевидно, что им в то время нравилось принимать участие в шоу, а сейчас, вспоминая те события, им кажется, что их ставили в затруднительное положение и заставляли глупо выглядеть. «По-моему, нельзя одновременно быть серьезным музыкантом и участвовать в комедии», - говорит Робин.
«Нельзя сказать - сегодня в 8 часов The Bee Gees будут смешными, - добавляет Барри. - С нами нельзя так».
В числе прочих групп The Bee Gees участвовали в концерте, организованном радиостанцией Лос-Анджелеса KROQ для сбора денег в помощь объединенным бесплатным клиникам Южной Калифорнии, оказывавшим помощь больным наркоманией. Гвоздем программы должен был стать Сдай Стоун, который прилетел прямо с концерта в Madison Square Garden. Как это часто случалось со Сдаем Стоуном, с самого начала начались проблемы. Рейс опаздывал на два с половиной часа, а это значило, что Сдай не попадет на сцену раньше двух часов ночи, а в Лос-Анджелесе запрещалось играть «живую» музыку после двух, по специальному разрешению им позволили задержаться до половины третьего ночи. При этом проблема времени была наименьшей из их неприятностей. На концерте произошло более 400 арестов на почве наркотиков.
The Bee Gees это шоу запомнилось из-за неприятного случая. Йоко Оно позвонила на радиостанцию и объяснила, почему они с Джоном Ленноном не могут приехать поддержать бесплатные клиники. Вместо того чтобы сохранить сообщение и воспроизвести его в перерыве, ди-джей вышел на сцену, взял микрофон и включил сообщение. А ребята как раз были где-то на середине песни...
«Это был полный провал! - вспоминает Том Кеннеди. - Поступок совершенно непрофессиональный. Этот ди-джей вышел в буквальном смысле слова с плеером и проиграл сообщение Йоко Оно. Песню слышно не было совсем».
Группа с досадой покинула сцену, но их уговорили выйти еще раз. «Свои песни они отпели, но шоу было испорчено, - вспоминает Том. - Я шел мимо них с оборудованием, когда подъехала полиция. Вот так плохо все было организовано».
* * *
Возвращение The Bee Gees в Великобританию могло бы пройти незамеченным, если бы не тот факт, что Лулу ждала Мориса, чтобы сообщить ему от своем желании расстаться. Позже она говорила, что не могла заставить себя произнести слово «развод», хотя и знала, что их браку пришел конец.
Друг семьи Клем Каттини первым услышал грустные новости. «Мне позвонили в два часа ночи. Я работал с Лулу, и Морис звонил сказать, что у них с Лулу все кончено, и он был совершенно не в себе. Он буквально плакал. Я спросил, что могу для него сделать. Никогда не забуду, как мы тогда работали в Саутэнде. Мы с Лулу там пробыли неделю, готовили выступление в кабаре. Морис был очень несчастен. Причиной разрыва стало его пьянство».
Как только высохли слезы, ошеломленный Морис воскликнул: «Она мне это заявила, когда я изнеможенный вернулся из пятинедельного турне по Америке. Я поступил по-мужски глупо, ушел, предупредив, что уезжаю на Ибицу. Мы никого в наши дела не вмешивали».
Со стороны Лулу решение не было сиюминутным. Оно долго зрело. В автобиографии она писала, что хотя их брак длился чуть больше четырех лет, уже через год после свадьбы она стала об этом задумываться, а через полтора года поняла, что совершила ошибку. Их влекло друг к другу, но они были совершенно разными и ни в коем случае не подходили для брака. Однако она изо всех сил старалась сохранить его и никому не признавалась, что брак неустойчив. Позже она описала ситуацию как «моральную пытку».
В первый год совместной жизни постоянные тусовки и выпивка казались забавными и почти естественными для двух ярких молодых поп-звезд. Однако постепенно Лулу стала понимать, что Морис не может контролировать выпивку. Бутылка виски днем до вечернего похода по клубам стала нормой, и в конце концов Лулу поняла, что это может погубить их обоих.
Уютный дом с пятью детишками, о котором они оба мечтали, никогда не станет явью. Она даже себе не могла в этом признаться, не говоря уже о других. «Наш брак не был тем, что мои родители называли «правильным», - писала она. - Я много времени потратила на то, чтобы самой себе признаться, что пытаюсь создать нечто нереальное. Но когда я задумалась о ребенке, то поняла, что у меня уже есть один - Морис Гибб. И со вторым мне уже не справиться...»
К концу 1972 года их брак во всех отношениях прекратил свое существование. Однако она продолжала давать интервью, словно ничего не случилось, поддерживая миф о счастливой семейной жизни и в какой-то мере пытаясь убедить в этом себя.
Напряжение от постоянной лжи сказалось на нервах, и когда она однажды расплакалась на приеме у своего врача, тот посоветовал ей обратиться к коллеге, специализировавшейся по женским нервным заболеваниям. Лулу как можно более подробно описала семейные проблемы. Это было мучительно и болезненно для человека, привыкшего не показывать своих истинных чувств публике.
«Высказаться оказалось намного труднее, чем скрывать, даже при том что я говорила с профессионалом», -вспоминает она. По мере того как она говорила, врач поняла, что Лулу знает, что именно нужно делать, но та не могла признать свой брак окончательно распавшимся и посчитала, что, возможно, им поможет раздельное проживание на какое-время.
По воспоминаниям Лулу, врач сказала: «Вы одна можете принять решение в такой ситуации, но после всего рассказанного вами не вижу смысла в полумерах. Вы оба молоды».
Лулу боялась говорить об этом с мужем, и врач вызвалась сделать это от ее имени. «Это замечательно, но я не уверена, что он придет», - сказала врачу Лулу.
По дороге домой, она собралась-таки с духом и сказала мужу о разрыве, умоляя его повидаться с доктором. Сначала он отказывался, но потом, хоть и неохотно, согласился. «Я разберусь с ней», — сказал он.
Лулу уже научилась не верить обещаниям Мориса, но в этот раз поверила. От врача он вернулся в плохом настроении, и Лулу заподозрила, что он хорошенько выпил. Потом он поведал Лулу, что врач сказала, будто с ней что-то не в порядке и что им следует остаться вместе.
Именно тогда Лулу почувствовала, что он никогда не сможет понять, что происходит. Позже она говорила, что «такого она и в кошмарном сне не видела». Она продолжала выступать, как в полусне. Ее менеджер и близкий друг Марианн Мэсси очень волновалась за нее. Однако и публика, и близкие друзья были удивлены объявлением, сделанным Лулу по возвращении группы из турне по Америке. Лулу заявила, что наконец смогла убедить Мориса: браку пришел конец и после задушевной беседы они решили расстаться. Договорились сделать это как можно дружелюбнее, просто объявив прессе о своем решении — и ни слова больше. И последовавшие, вопреки соглашению, слезные речи Мориса перед журналистами о том, как он удивлен и как хочет все вернуть назад, показались Лулу предательством.
«Не спорю, я не была откровенна с прессой о нашем браке, частично потому, что даже себе не признавалась, как все плохо. А кроме того, считала, что это их не касается, - рассказывала Лулу. - Поэтому фактическое объявление о разводе удивило даже близких людей. Мы договорились не давать интервью, и хотя журналисты буквально осадили наш дом, я старалась говорить как можно меньше. А Морис меня расстроил. Боюсь, он хватил лишнего в комнате для высокопоставленных персон в аэропорту».
Из дома своих родителей в Испании Морис обвинял в разрыве Лулу, говорил, что видит в отце с матерью самых мудрых людей, с которыми нужно посоветоваться.
«Конечно, я хочу помириться с женой, - говорил он. - Я очень ее люблю. В течение двух лет в нашей семье не все шло гладко. Боюсь, Лулу нездорова. У нее очень напряженная работа, а карьера заботит ее больше, чем я. Наш брак называли самым счастливым в шоу-бизнесе. Но шоу-бизнес своеобразен. Он очень много браков разрушил. Иногда ей кажется, что я ей мешаю, а ей нужно отдохнуть. В последний раз она сказала мне, что

 Отправлено: 08.01.09 21:04. Заголовок: уезжает отдохнуть в ..

уезжает отдохнуть в Марокко. Как бы я хотел, чтобы она передумала и приехала сюда! Я бы уговорил ее вылететь сюда следующим рейсом. Мы бы с ней сразу завалились в постель, а потом пошли бы куда-нибудь выпить».
Лулу с головой ушла в работу, хотя люди и поговаривали, что на концерте в Preston Guide Hall в тот вечер она была очень переутомлена. Перед исполнением песни Билла Уизерса «Ain't No Sunshine» она объявила: «Это моя любимая песня. Я посвящаю ее всем девушкам, что грустят сегодня оттого, что их любимые далеко».
Лулу действительно не позволяла личным проблемам вмешиваться в рабочее расписание, но никак не могла согласиться с Морисом, что их брак распался из-за ее карьеры, и представила свою точку зрения журналистам: «Причины [разрыва] глубоко личные, никакого отношения к работе не имеют. В последние два года в нашем браке чувствовалось напряжение. Как два человека ведут себя друг с другом - это очень личное. А личные проблемы — самые тяжелые. Я их злейшему врагу не пожелаю».
Утверждение Мориса, что если бы Лулу приехала к нему на Ибицу, они завалились бы в постель, а потом пошли куда-нибудь выпить, лишний раз подчеркивает, как далеки они стали друг от друга. «В этом весь Морис, - говорит Лулу. - Я не раз говорила ему, что это детский, несерьезный способ решения проблем».
Это был единственный раз, когда она публично заговорила о разрыве, кроме заявления, что «это слишком личное, чтобы обсуждать публично». Даже близкой подруге журналистке она сказала: «Я изо всех сил учусь быть счастливой, но о браке говорить не могу. Не только с тобой. Ни с кем».
Она неизменно отказывалась обсуждать свои проблемы, пока не излила душу в 1985 году в своей автобиографии. К 1999 году она смогла упростить то, что в свое время казалось сверхсложными переживаниями. «Морис всегда держался молодцом, да и мы слишком были молоды, - призналась она. - Разрыв вышел болезненным. Мы не ссорились, но я все равно очень переживала».
Морис же признался, что грозился уйти, когда они с Лулу ссорились, но позже заметил: «Мужчины все время так говорят, а на следующий день вовсе так не думают. А женщины наоборот. Не знаю, как бы мы поступили, будь у нас ребенок, но Лулу сейчас не хочет детей».
Морис продолжал твердить о своей неумирающей любви к ней каждому, кто готов был слушать. Журналисту, «доставшему» Лулу этим вопросом, она ответила: «Конечно же, я его не ненавижу».
Позже она так прокомментировала свой сжатый ответ: «Наверное, я вела себя слишком жестко. На самом деле он хотел все представить так: 'Лулу, я больше жизни люблю тебя'. Если бы я сказала, что тоже его люблю, то получилось бы: о-о-о, они так любят друг друга, но не могут быть вместе!».
По словам Лулу, ее отец не очень удивился разводу, а мать восприняла его очень болезненно. Несмотря на очевидные факты, она обожала Мориса и очень хотела верить, что сказки сбываются. Лулу же не хотела расстраивать мать и ничего не рассказывала о семейных проблемах. Хью и Барбара Гибб тоже расстроились и не хотели верить случившемуся, но старались поддерживать и Мориса, и Лулу.
В конце концов Морис приспособился жить один, полностью посвятив себя последнему проекту группы. «Мы все еще носимся с разными идеями, — говорил он. — Но все чувствуем, что следующий альбом будет особенно хорош. Мы хотим снова занять первые места в Великобритании. Мы все еще популярны в Америке, но это совсем не то. Сейчас у меня по крайней мере есть время писать. Жаль только, что иногда бывает так одиноко».
Позже он жаловался: «Все попало в газеты, и пресса была за Лулу. Меня же представляли подлецом, который к тому же плохо к ней относился, а время от времени вообще ремнем порол. Уж поверьте мне, у нее был неплохой удар правой».
Повзрослев и набравшись опыта, так не хватавшего им при женитьбе, Лулу с Морисом умудрились забыть прошлые обиды, и хорошие отношения Лулу сохранила со всей семьей Гибб.
* * *
Несмотря на прохладный прием Life In A Tin Can, ребята усиленно работают над следующим альбомом с необычным названием A Kick In The Head Is Worth Eight In The Pants, записанным в студии Record Plant на 3-й Стрит в Вест-Голливуде, Лос-Анджелес. Работа над ним заканчивается 4 декабря 1972 года.
Это был первый и единственный раз, когда известный аранжировщик Джимми Хаскелл работал с группой, хотя время от времени Барри и Морис приглашали его в свои сольные проекты. Вряд ли слово «аранжировщик»
можно употребить по отношению к человеку, чье имя стало легендой и кого одинаково хорошо знают как дирижера и автора музыки к множеству фильмов. Он не только получил три награды Grammy в номинации «Лучший аранжировщик года», но и участвовал в создании более сотни альбомов и песен, получивших золотой и платиновый статус, работал с такими разносторонними личностями, как Барбра Стрейзанд, Элвис Пресли, Тина Тернер, Биби Кинг, Simon & Garfunkel, Foreigner, Damn Yankees, а в последнее время еще и Шерил Кроу, и это далеко не полный перечень.
По воспоминаниям самого Джимми, между ним и братьями быстро воцарилось взаимопонимание: «Своим спокойствием и неторопливостью они сразу придали легкость нашим отношениям, однако одновременно они быстро перемещались и писали много хорошей музыки, в отличие от других групп, тративших много часов и даже дней на то, что The Bee Gees выполняли за считанные часы. Они так быстро писали песни, что однажды мне пришлось аранжировать музыку на песню, к которой еще не было слов. Мне сказали: 'Назови это песней «Ля-ля»', потому что мне они напевали песню как «ля-ля-ля», так как слов еще не было. Сначала мы сделали оркестровую запись, затем они написали слова и спели под записанную музыку - получилось здорово».
Открывающий альбом сингл «Wouldn't I Be Someone», так же как и предшествующий «Saw A New Morning», представляет прекрасно аранжированную поп-песню с изумительными переходами темпа от плавного к быстрому и обратно, но, так же как и «Morning», она не достигла высоких строчек в хит-парадах. Это был отличный сингл, адекватно отражавший уровень и качество всего альбома в целом. На обратной стороне помещалась «Elisa» - медленная фортепианная баллада, похожая на несколько других песен в альбоме, а по настроению напоминавшая «My Life Has Been A Song», но с лучшим текстом, без ненужных повторений. В Германии же обратная сторона начиналась с «King And Country», другой пятиминутной песни, укороченной для альбома и заканчивавшейся после второго куплета. Возможно, для антивоенной песни время было выбрано не слишком удачное, но в укороченном варианте песня воспринимается лучше, чем в полном.
Альбом открывается синглом, стороны которого начинаются песнями «Elisa» и «Wouldn't I Be Someone», затем идет «A Lonely Violin», еще одна фортепианная баллада с сольной партией Барри. Основная тема следующих двух песен заставляет предположить, что они относятся к следующему альбому. «Losers and Lovers» исполняют Барри с Робином (вокал) под веселый аккомпанемент ритм-гитары и с чем-то цыганским в качестве фона. «Home Again Rivers» - это баллада в стиле кантри с многократным повторением одной и той же коротенькой мелодии на протяжении длинного-предлинного текста, поделенного на отрывки, где каждый отрывок заканчивается новой строчкой, и все это в исполнении Робина.
Вторая сторона открывается двумя песнями, записанными без перерыва: «Harry's Gate» и «Rocky LA». Текст второй песни частично повторяет первую. «Harry's Gate» — нежное, с примесью горечи размышление о приближении старости, о безвозвратно ушедших временах, что необычно для молодых людей 24 — 27 лет. Незаметно песня переходит в отрывистую мелодию электрогитары с повторением строки «а когда-то, в 1958-м» самым грубым голосом, на который был способен Робин. Затем шло грустное «но все прошло!». Так заканчивается «Rocky LA». Затем шла «Castles In The Air», которую в течение года перепел Грэм Боннет. Начинается песня вокальной партией Барри под печальный аккомпанемент фортепиано. Запоминающаяся песня. Затем следует «Where Is Your Sister», простая, но не оставляющая равнодушным вещь, начинающаяся красивейшим пассажем простой гитары, а затем вступает Барри нежным проникновенным голосом. Заключительной песней на стороне стала «It Doesn't Matter Much To Me», на которую в следующем году группа сделала новую аранжировку, придав песне более высокий темп и большую ритмичность. Здесь впервые прозвучали пронзительные крики фальцетом (которые так полюбил их следующий продюсер), «озвученные» Робином, более чем щедро продемонстрировавшим свои возможности в этой области. В большинстве песен альбома солируют Барри и Робин, Морис солирует только в песне «Elisa».
В январе 1973 года увидели свет еще четыре песни: «King And Country», «(Life) Am I Wasting My Time», «Dear Mr Kissinger» и «Jesus In Heaven». Их добавили в конец мастер-ленты первой и обратной стороны, но, скорее всего, они не должны были появиться в альбоме, а предназначались для обратной стороны синглов.
В целом Kick получился лучше, чем Life. Запись проводилась с особой тщательностью, вокальные партии исполнены искренних чувств и полностью опровергают обвинения в неудаче альбома. К сожалению, немногие имели удовольствие слышать его в том виде, в котором его хотели представить авторы.
* * *
25 августа 1973 года журнал Billboard сообщает: «[The Bee Gees], судя по всему, приняли окончательное решение уничтожить оригинальную запись последнего альбома как более не удовлетворяющего их, несмотря на потраченные на него шесть месяцев».
«Мы могли бы сделать ремикс и кое-что вырезать, чтобы он нам стал больше нравиться, - пояснил Барри. -Но если мы чувствуем, что музыка не отражает в полной мере того, на что мы в данный момент способны,
намного разумнее перейти к следующему проекту. Звукозаписывающим фирмам, конечно, не по нраву такое наше решение, но они не пытаются давить на нас».
Ходили слухи, что Atlantic отклонила их альбом. «Спустя все эти годы им присылают альбом, а они: 'Извините, парни, он недостаточно хорош!'», - говорил Дик Эшби дрожащим от возмущения голосом. Но на вопрос, заданный в начале 2000 года, как такое могло произойти, Ахмет Эртеган сказал: «Не помню, чтоб мы отклоняли какой-то альбом». А Джерри Уэкслер и Джерри Гринберг хоть и сослались на то, что группой занимался Ахмет Эртеган, также заявили, что не помнят такого. Майк Майер, бывший в то время консультантом в Atlantic, поддержал Джерри Гринберга, добавив, что в то время главной была музыка, а не бизнес. «Ахмет с Робертом подружились задолго до этого и всегда вместе обсуждали альбомы. Никогда не было такого, чтобы группа просто прислала запись и стала ждать, какое решение примет Atlantic». Ахмет не смог вспомнить именно тот альбом, но предположил, что они с Робертом могли оба прийти к выводу, что в альбоме не было хитов, что вполне соответствует сказанному в 1973 году Барри. Life и Kick очень похожи по стилю, и, зная, что произошло с Life In A Tin Can и его ведущим синглом, можно было предсказать ту же судьбу и отличному ведущему синглу «Wouldn't I Be Someone».
The Bee Gees не могли предугадать такого исхода, поскольку Kick In The Head они закончили раньше, чем увидел свет Life In A Tin Can. По воспоминаниям Барри, они могли бы попытаться исправить ситуацию, используя песни из Kick для спасения записей, но, судя по всему, RSO желала избавиться от всего проекта и двигаться дальше. Тем не менее гордость и самоуважение группы были сильно уязвлены тем, что такой большой объем упорной работы пропал зря.
Хотя Дэвид Инглиш, бывший президент RSO Records и близкий друг Барри, и говорит, что альбом можно было бы выпустить за пределами Великобритании, доминирование Америки в этом вопросе делало такой шаг неразумным: «Ты делаешь деньги в Америке, а в то время существовала секторная диаграмма [звукозаписывающей промышленности], свидетельствовавшая, что 48% продаж пластинок приходилось на Америку. Затем шли Япония, Германия, и только 9% мировых продаж пластинок приходилось на Англию. Вот поэтому мы и не стали выпускать ее нигде за границей. Если бы для нас важнее были деньги, доля Англии в общем объеме продаж не была бы так важна».
Судя по реакции тех немногих, кому удалось послушать просочившиеся записи на кассетах и пиратских дисках, альбом A Kick In The Head Is Worth Eight In The Pants мог бы иметь успех у почитателей группы. В значительной степени своей привлекательностью альбом обязан Джимми Хаскеллу, аранжировки которого доказали, что он является достойным потенциальным преемником Билла Шеперда. Если бы целью группы был успех именно в этой группе фанатов, выпуск альбома стал бы важной вехой, но им не требовалась популярность в таком узком кругу, им хотелось попасть в список 40 самых популярных альбомов. За этим последовала смена направления.
22 июня вышел сингл «Wouldn't I Be Someone», что совпало с их первым за более чем пять лет турне по Великобритании, но накануне гастролей объявили, что The Bee Gees отменяют свои гастроли по Великобритании за исключением выступления в лондонском зале Palladium 24 июня. Группа также отменила свое участие в Королевском благотворительном гала-концерте в лондонском Royal Festival Hall 25 июня потому, что в этих выступлениях «отпала необходимость».
Официальным поводом для отмены гастролей стала травма плеча нового барабанщика группы Дэнниса Брайона, но ходили упорные слухи, что она не является главной причиной. «Признаю, что на первые концерты билетов продали меньше, чем ожидалось, - говорит Дик Эшби. - И, возможно, группа сегодня менее популярна в Великобритании, чем когда-то, но мы были готовы играть в зале, не заполненном под завязку».
На концерте в лондонском зале Palladium разогревать публику должен был Джимми Стивене, исполнитель собственных песен, чей альбом Don't Freak Me Out, выпущенный в Америке под названием Paid My Dues, продюсировал Морис. Стивене стал жертвой небольшого розыгрыша со стороны The Bee Gees. Как вспоминает Том Кеннеди, «мы подключили будильник к переносному микрофону Джимми. И вот на середине трогательной песни о любви будильник начинает звенеть. Но Джимми стреляный воробей и песню допел».
Об этой выходке много говорили, она стала легендой, передаваемой музыкантами из поколения в поколение.
Осень застала группу снова в пути. 6 сентября начались их очередные гастроли на Дальнем Востоке (Кура-шики, Окайама-Кен). Спустя девять дней они давали свой последний концерт в Токио в Shinjuku Kosenenkin Kaikan, записанный японской телекомпанией для передачи Love Sounds Special. На основе концерта сняли фильм, уже в конце месяца демонстрировавшийся по телевидению.
Два концерта в Гонконге на открытых площадках по причине проливных дождей пришлось перенести на неделю. Два следующих концерта, что планировались в Сингапуре, отменили: местные власти отказали группе в выдаче специальных 48-часовых пропусков (как это было сделано во время предыдущих гастролей), позволявших обойти ограничения по длине волос, рьяно насаждавшиеся в то время властью.
* * *
Сейчас братья, вспоминая тот альбом [Kick In The Head], называют его слабым. «В нем была и хорошая музыка, но в основном самая обычная попса, - говорил Барри. - Музыка под настроение. Одна из песен называлась «Harry's Gate» («Калитка Гарри») и на самом деле речь в ней шла о калитке, на которой мы в детстве катались. Это определенно было не то, что нам нужно».
В августе обсуждался выпуск еще одного сингла, но и в этом случае вопрос решился отрицательно. В студии DeLane Lea нашли коробку с магнитной записью «You're My Heaven» от 1 августа с надписью от руки «демонстрационная версия возможного сингла».
После отказа от Kick In The Head группе понадобилось записать другой студийный альбом и пришлось поменять музыкальное направление. «Оттого, что мы выступали с оркестром, нас многие считали классической поп-группой, - говорил Морис. - А мы потому используем оркестр, что струнные инструменты делают красивую музыку тоньше и глубже. Они ее всю наполняют новым содержанием, так что приходится возвращаться к мелодии снова и снова. Жутко красиво. Вот почему мы и на гастроли с собой возим оркестр, хотим, чтобы песни звучали так, как они были записаны на студии».
«Мы пользуемся оркестром не ради самого оркестра, - поясняет Робин. - Он нам нужен, потому что вносит новое звучание в написанную музыку. Если бы не это, никогда бы им не пользовались. У нас много таких песен, в которых, на наш взгляд, в оркестре нет необходимости. Мы не в каждой песне используем оркестр».
«Не хотелось бы пока об этом говорить, но мы собираемся выпустить концептуальный альбом, совсем не похожий на то, что мы раньше писали, - поделился Морис. - Если и с ним ничего не получится, придумаем что-нибудь еще».
Группе был нужен новый продюсер, и Ахмет Эртеган, посоветовавшись с Джерри Уэкслером, предложил Арифа Мардина, давно работавшего на их фирму и сделавшего себе имя работой с такими выдающимися людьми, как группа The Rascals, Арета Франклин и Роберта Флэк. Он был знаменит и как прекрасный аранжировщик, что было немаловажно для группы. Роберту идея понравилась. «Я чувствовал, что Ариф Мардин — потрясающий продюсер, — говорил Стигвуд. — Я знал его, потому что мы работали с Atlantic. Я попросил его подойти и начать записывать, он пришел...»
* * *
А что касается дома, Хьюз и Барбара Гибб снова готовились к переезду. На этот раз причиной стала невозможность открыть ночной клуб на Ибице из-за бюрократической волокиты и политического климата, созданного правительством Франко. Летом 1973 года Гиббы покидают солнечный остров Ибица ради менее гостеприимного климата острова Мэн. Они осели в Роуз Вилла, большом белом доме в тихом «спальном» районе Дугласа. Для Энди и Бери переезд стал еще одним потрясением, им снова пришлось оставлять друзей и осваиваться на новом месте.
Музыкальная карьера Энди показалась братьям перспективной, разожгла их интерес, и в 1973 году, по сообщению Клуба поклонников The Bee Gees, Энди записал песню, написанную и спродюсированную Морисом. Песня, называемая то «My Dad's A Rebel», то «My Father's A Rebel», готовилась к выпуску как первый сингл Энди, но затем по какой-то причине ее решили не выпускать.
Та же участь постигла и книгу Робина и Барри On The Other Hand, ее выпуск тоже на какое-то время задерживался. «У меня множество написанных стихов дома, — сообщал Барри. — Но я не публикую их. Я их придерживаю до лучших времен. Если выпустить стихи сейчас, их неправильно поймут. Лучше уж я напечатаю книжку стихов лет через десять, когда я сам стану старше, а мои мысли - более зрелыми. А сейчас они воспримутся как часть The Bee Gees».
Барри думал о «множестве написанных стихов», а Робин, наоборот, живо интересовался «музыкой воды», но не в стиле Генделя. Мало что он любил больше, чем длительное отмокание в горячей ванне, но при этом расстраивался, что некоторые очень хорошие его идеи забывались, пока он досуха вытирался полотенцем. А случалось с ним это достаточно часто. Почему и решение он принял нетрадиционное: в ванной своего дома в Вирджинии установил работающие от батареек магнитофон с микрофоном.
Барри с Линдой обустроились в своем новом доме в Эскоте. Единственной заботой оставались собаки, все еще содержавшиеся в карантине после приключения на Ибице. Но 1 декабря 1973 года в семье появилось пополнение. Когда Линда родила сына весом 5 фунтов 8 унций, Барри находился рядом с женой. Позже он заявил журналистам, что это было самым значительным событием в его жизни.
Том Кеннеди вспоминает, что в ночь рождения первенца Барри совсем не спал, обзванивая всех.
«У нас наготове была парочка женских имен, к рождению сына мы готовы не были», - поясняла Линда. Одна из газет даже писала, что новорожденный оставался безымянным несколько недель, но в конце концов его нарекли Стивен Тадеуш Кромптон Гибб.

 Отправлено: 08.01.09 21:05. Заголовок: 23 НЕ СОВСЕМ ЗОЛОТОЕ..

23
НЕ СОВСЕМ ЗОЛОТОЕ ВРЕМЯ
Едва юному Стивену исполнился месяц, как он с родителями, бабушкой и дедушкой с материнской стороны переехал в арендованный дом на Гленкрачери-роуд в Дугласе, остров Мэн. Переезд не стал результатом страстного желания Барри вернуться на родину. Причина оказалась приземленной: запретительная налоговая политика в Великобритании семидесятых.
«Мы все родились на острове Мэн, и в том, что касается налогов, это нам здорово поможет, если мы здесь будем жить, - объясняет Барри. - Английское лейбористское правительство подняло налоги до 83%, это огромная сумма для тех, кто более или менее прилично зарабатывает. На острове Мэн мы родились. По-моему, он стал вроде как мостик к нашему переезду в Америку, потому что до сих пор у нас все здорово получалось. Мы прожили четыре спокойных года, с 1970-го по 1974-й. Нас не могли арестовать. Нет, вру, нас могли арестовать, но не арестовали. Повезло! Мы не продавали пластинок, и средства массовой информации, видимо, решили: 'Довольно о The Bee Gees. Они были с вами в шестидесятые, а вы знаете, что происходит в нашей индустрии каждые десять лет. Те, кто был популярен, покидают шоу-бизнес, если только они не припасли что-нибудь неожиданное'. Итак, был конец шестидесятых, а также конец для подобных нам. С тех пор прошло четыре года. В шестидесятые, пору нашего успеха, мы немного денег отложили, и хотя в тот момент этого не знали, мы уже готовились к переезду в Америку. Мы собирались все начать в новой стране заново. Но мы уехали на остров Мэн, и я жил там в маленьком доме на двух хозяев на вершине Брэй Хилл, а затем - в маленьком белом домике в начале Принсес-роуд. В этот второй дом я просто влюбился».
После развода с Лулу Морис тоже переехал в новый дом, поместье в графстве Суссекс с пятью акрами земли. «Конечно, я все еще думаю о Лулу и все еще люблю ее, - признался он. - Я долго не мог прийти в себя, а когда по телевизору начался сериал с ее участием, я просто не мог его смотреть. Когда же я все-таки посмотрел одну серию, то понял, что она выглядит на миллион долларов и поет прекрасно».
«Сейчас я чувствую себя значительно более взрослым и независимым, - продолжает он. - Не думаю, что я перебрался бы сюда, если бы мы не развелись, но это потрясающее место. В нашем доме всегда было полно народу. А когда хочешь тишины и покоя, это очень мешает. Сейчас я живу вдали от суеты шоу-бизнеса, испытываю меньше давления».
Переехав в новый дом за городом, он приобрел новое хобби. «Я одержим верховой ездой», - сообщил он. Клуб поклонников The Bee Gees немедленно добавил подробность, что Морис обзавелся скаковой лошадью по кличке Роял Нэш.
«На самом деле это была не скаковая лошадь, - уточнил Том Кеннеди. - Кто-то в пабе продал ему лошадь, назвав ее скаковой. Лошадь была действительно красивой, а чтобы ей не было скучно, с ней жил козел».
Увлечение скаковыми лошадьми у Мориса закончилось через пару лет, и уже в октябре 1976 года он продал свою лошадь с большой неохотой.
Для Мориса февраль был богат событиями. Со своим деловым партнером Крисом Куком он основал издательство Shetland Music, подписал договор на руководство Soliloquy, группы из пяти человек, которую Морис открыл за год до этого, побывав в Куала-Лумпуре в составе The Bee Gees.
Но маленькая неприятность омрачила эти события. В те дни с ним часто происходили странные вещи. Однажды ему дали в глаз в отеле «Монткам» в Лондоне, судя по всему, из-за выбранного им главного блюда. «В этой гостинице я всегда заказываю рагу из солонины - его здесь превосходно готовят, - объяснял Морис. -Оно никогда не доставляло мне проблем, даже живот не болел. А в этот раз попался американец, покрупнее меня, который неправильно меня понял. Наверное, он решил, что я хочу посмеяться над ним, потому что в Америке слово hash («рагу») имеет и другое значение. Американец сказал: 'И эту гадость едят?'. Я попросил его поторопиться, а он ударил меня. Я не дал ему сдачи, я вообще ничего ему не сделал. По-моему, он пропустил пару стаканчиков перед этим».
В конфликт был вовлечен даже мсье Клод, управляющий гостиницей, но не для того, чтобы тот «принял к сведению», а чтобы разрешить недоразумение относительно подаваемых в его гостинице блюд и во избежание слухов, что в его гостинице подают такое плебейское блюдо. Мсье Клод подчеркнул, что в меню отеля такого
блюда нет, и добавил: «Но мы готовим такое рагу для г-на Гибба почти в каждое его посещение. Он нам заранее звонит и сообщает, к какому времени его приготовить. Я посылаю в магазин за консервированной солониной. Это блюдо не назовешь классическим. Но мы любим доставлять удовольствие клиентам».
Следующие американские гастроли группы начались 4 марта в Нью-Йоркском зале филармонии, спустя лишь несколько дней после записи их следующей долгоиграющей пластинки. В этот раз выступление группы было построено по другому принципу. Они отказались от оркестровой поддержки в течение всего представления. Первое отделение сделали больше похожим на обычный рок-концерт. И, возможно, это был единственный случай, когда исполнялись еще не записанные песни. Эти гастроли также запомнились исполнением «Butterfly», редко исполняемой песни из их австралийского прошлого. «В этом турне у нас правило, - объявил Морис, -поездка должна быть веселой. Ни проблем, ни драк».
Программа гастролей также включала выступления по американскому телевидению в таких программах, как шоу Майкла Дугласа, где группа исполнила свой новый сингл, главную песню их нового готового к выпуску альбома Mr. Natural.
Как всегда, их обслуживал Хью Гибб, на нем были вопросы освещения, он также был управляющим-консультантом-советником, одним словом, был отцом. «Отец учил нас профессионализму, - вспоминал Морис. -Учил, как до блеска натирать обувь, как вести себя на сцене, как быть самим собой».
«Я один из немногих, кого мальчишки слушаются, - говорит Хью. - Если я скажу, что они фальшивят, они правильно среагируют, а если это скажет кто-то другой, мальчишки взбесятся. Они не забыли, чему я учил их: как ходить по сцене, как кланяться, как вести себя с людьми».
Предпоследнее гастрольное выступление проходило в Municipal Auditorium в Нэшвилле. Его посетил особый гость, слушавший концерт из-за кулис. Это Рой Орбисон заскочил сказать, что в своем следующем альбоме записывает их «Words». Другой местный музыкант подошел к группе до концерта и предложил студию и инструменты на случай, если они захотят «потусоваться» с приятелями. У ребят легко получалось веселиться и сотрудничать.
* * *
Группа вернулась в Великобританию в приподнятом настроении и тут же оказалась, по словам Барри, в «самой низкой точке нашей карьеры» - гастроли по кабаре северной Англии.
Молли Гибб вспоминает, что Дик Эшби предложил группе «дать парочку выступлений в клубе», и Робину ничего не оставалось, как только молча согласиться, так как его жена ждала второго ребенка. Однако решение не было легким.
«Робин всегда ненавидел ночные клубы, это у него после Австралии, — объяснила она. — Ребятам не нравится выступать в ночных клубах перед жующей, хлебающей пиво и болтающей публикой, полностью игнорирующей выступление. Робину совсем не по душе пришлась идея, но других предложений не было. Да и гонорар был приличный, и платили наличными. Когда контракт подписли, Робин понял, что это ошибка и очень не хотел выполнять его. Ребята все бы отдали, чтобы его не выполнять. Это был тяжелый для них момент, низшая точка их карьеры. Они не получали других предложений. Никогда больше они не дадут заманить себя в такую ловушку, выступать как какая-нибудь совсем уж ни на что не годная группа». «Робин - оптимист, его не сломаешь. Если не раскупается пластинка - не страшно. Он сделает так, чтобы следующий альбом имел больший успех», - добавила Молли.
Все три брата восприняли ситуацию как гигантский шаг назад. 28 апреля 1974 года они отыграли первое из недельных представлений в варьете Batley в Лидсе. Они, дававшие концерты в самых престижных залах с лучшими оркестрами, дошли до ночных клубов, где вместо оркестров их сопровождал звон столовых приборов, стук посуды, иногда прерываемые звоном разбитого стекла, и болтающие, пьющие и жующие люди.
«Вы когда-нибудь слышали о Batley, клубе с варьете в Англии? Именно в нем закончилась наша карьера, -рассказывал Барри. — Это маленький клуб на севере страны, если вы в таком играете, значит, вы нигде больше не нужны. В то время это было место, в котором нельзя работать, а мы опустились до игры в нем. И вот мы снова играем в клубах. Вдруг мы поняли, что сделали круг и вернулись туда, откуда начали. Мы почувствовали, что опустились ниже некуда».
В рецензии на их первое выступление в Batley Крис Сейлвиз отмечает, что Робин в ярко-синем пиджаке привлекал всеобщее внимание, хотя его неуклюжий танец (танец тряпичной куклы) делал его «самой малоприятной из когда-либо существовавших поп-звезд». Поведение группы на сцене обругали, назвав «суперкитчем, который скорее сбивал публику с толку, чем веселил». Не очень похоже на одобрительные отзывы американских рецензий, правда?
Хотя The Bee Gees и испытывают ужас перед этим местом, честно говоря, это вовсе не крайняя точка их карьеры, как они хотят это представить. Уж конечно, они не единственные известные музыканты, выступающие здесь, хотя в основном это были комедийные актеры.
Во всяком случае дела могли быть и хуже - и они стали хуже. После недельного перерыва, последовавшего за выступлениями в Batley, группа возобновила представления по кабаре, проведя неделю в клубе Golden Garter («Золотая подвязка») в Уитеншо, Манчестер, а затем еще одну в клубе Fiesta в Шефилде. Последнюю неделю выступлений в клубе Batley они отменили.
«Робин сказал: 'Выступать в ночных клубах так же мерзко, как и раньше, ничего не изменилось'. Он вернулся с гастролей очень расстроенный, — вспоминает Молли, — и сказал: 'Так больше не может продолжаться. Что-то должно произойти. Я больше на такое не соглашусь". Для него это был самый настоящий кошмар. Он ненавидел такие выступления».
«Мы подумали: 'До чего же мы дошли' и ушли из клуба, не оглядываясь, - продолжает Робин. - Мы сказали себе: 'Это никогда, никогда больше не повторится'. Мы знаем, что можем предложить больше».
Барри помнит, как подумал: «Это конец. Мы опустились ниже некуда. У нас все осталось в прошлом. Но мы должны, должны снова подняться. У нас исчезло желание писать великие песни. Мы сохранили талант, но потеряли вдохновение. И в тот самый момент мы решили, что выберемся, преодолеем все. Честно говоря, мы потратили еще пять лет, чтобы заново хорошенько узнать друг друга. Эти пять лет показались нам адом. Не может быть ничего хуже, чем оказаться в нашем деле в одиночестве. Это как в ссылке побывать. И коллеги относятся к тебе, как к дерьму, говорят: 'Привет, а я и не знал, что вы все еще вместе'. Вот когда понимаешь, что они годами не вспоминали о тебе. Каждый только о себе думает, весь бизнес таков».
«Мы по-настоящему оказались в мертвой зоне, - соглашается Робин. - Никто не хотел нас слушать, звукозаписывающие фирмы не интересовались нами... Мы были на самом дне, в пустыне».
Однако видевшие их в то время поклонники отмечают, что, несмотря на плохую посещаемость некоторых концертов, профессионализм группы оставался неизменным.
Фредерик Таннер, донесший до нас свои воспоминания об гастролях The Bee Gees 1968 года, сообщает следующее: «Увидев практически совершенно пустой клуб, я пришел в ужас. В зале было не больше 30 зрителей. Представляю, что они должны были чувствовать, выйдя на сцену. Однако ребята выступали так, как если бы в клубе был аншлаг, они не жалели себя ради нас, маленькой кучки фанатов, их выступление было незабываемым. Они играли превосходно и абсолютно профессионально. Еще один фанат, сидевший за моим столиком, подра-стратился, заказав обязательные в этом клубе цыпленка с чипсами, и я согласился подвезти его в город. Отъезжая, в конце аллеи мы заметили Робина. Он выглядел абсолютно подавленным».
По странному совпадению, Фредерик встретил того же самого манчестерского фаната снова на съезде поклонников The Bee Gees. «Мы разговорились, и я узнал, что он также был и на концерте в Golden Garter в 1974 году. Вот так мы встретились... через 25 лет!»
Фредерик четко помнит, что клуб был «почти пустой» в вечер его посещения. А Грэм Р. Гуч совершенно уверен, что в вечер его посещения, 16 мая, четверг, клуб был практически полон. Он также помнит, что, учитывая необычное место проведения концерта, братья внесли в программу некоторые изменения, хотя, возможно, свою роль здесь сыграла популярность выступления братьев в телепрограмме Midnight Special.
«Я слышал, как они исполняют «Alexander's Ragtime Band» в попурри из трех песен на манер старых водевилей, а Морис паясничал и пытался помешать братьям петь, засовывал палец в ухо, пародируя Робина, проводил рукой по своим блестящим волосам, как Барри, - вспоминает Грэм Р. Гуч. - Как это ни смешно, билеты содержали пункт, что вы должны купить в течение вечера обед за полную стоимость. Это было обязательным условием входа в клуб. Но я почти все свои деньги потратил на билет и проезд, так что мне пришлось убеждать официантку, что я плохо себя чувствую, и она позволила мне ограничиться заказом кока-колы. После этого денег у меня совсем не осталось. К счастью, домой нас подбросили соседи по столу, также большие фанаты The Bee Gees».
«Удивительно, но некоторые люди, пришедшие туда просто пообедать, как в любой другой ресторан, выражали недовольство, что не слышат друг друга, когда ребята громко выводили на духовых инструментах песни, подобные «Heavy Breathing», - восклицает Грэм. - Оркестр из 15 инструментов, включавший духовые вкупе с усилителями, был оглушителен, зал-то был среднего размера, с низким потолком».
«Обычные концертные кресла отсутствовали, - продолжает Грэм. - Просто стояли большие обеденные столы, покрытые бумажными скатертями, со столовыми принадлежностями, меню. Люди продолжали есть даже когда группа начала исполнять свои старые хиты и отдельные песни из недавно выпущенного альбома Mr. Natural. Было заметно, что новым песням не аплодировали так много, как старым хитам. По окончании представления мы как раз отъезжали с парковки, когда через заднюю дверь клуба вышли братья и прошли в двум поджидавшим машинам... без охраны, без беснующейся толпы фанатов и почти в полной темноте... но я все-таки узнал их тени».
Именно так и должны были братья уезжать после выступления, по их собственному признанию, они на самом деле были тенью той прошлой группы The Bee Gees.
Как братья ни ненавидели свои выступления в клубах, Том Кеннеди считает, что они имели положительное влияние на группу. «По крайней мере в одном результат был положительным: они поняли, что их ждет, если они изо всех сил не будут стараться, - утверждает он. - Если вы упорно пытаетесь добиться чего-то, а у вас не получается, вы можете решить, что это конец. И, по-моему, ребята стали склоняться к такому выводу, когда подошел черед выступать в Batley. Это было ужасно - выступать перед жующей публикой. 'Как такое может происходить?' - думали они. И с того момента они стали из кожи вон лезть. И создали альбом, достойный называться альбомом The Bee Gees».
Это был звоночек для братьев, сигнал сделать усилие и попытаться вернуть утраченное положение. «Помню, мы об этом говорили там же, за кулисами, — подтвердил Барри. — И я сказал, что если это самое дно, ниже падать некуда, любые изменения будут к лучшему. Я уверен, что только позитивное мышление вернуло нас туда, где мы сейчас находимся, наше нежелание принимать ничего негативного. Например, создание альбома за три недели стало негативным. Настало время создавать альбомы за три месяца и делать их как можно более хорошими. Это было страшное время. Я и сейчас верю в то, во что уверовал тогда... В то время нашей характерной чертой было негативное мышление. На мой взгляд, такое мышление повлияло на нас, изменило нас и привело в яму. Самым страшным было то, что какое-то время мы не хотели покидать ее, закрывали дверь перед носом у всех со словами: 'Нам нравится, что мы делаем... убирайтесь!'. Такое отношение немало повредило нам. Когда мы поняли, что такое негативное мышление разрушает нас, мы от него отказались».
Неделя, проведенная в Batley, имела еще один положительный результат. «Дерек Смит, агент Batley по продаже билетов, пришел к нам за кулисы после представления во вторник, - вспоминает Морис. - С ним была Ивонн*. Она просто зашла поздороваться... Девушка улыбнулась, и я подумал: 'Какая красивая улыбка!'. Она сказала, что, когда увидела меня в первый раз, приняла меня за гея. Никогда больше я не надевал тот костюм. Это была любовь с первого взгляда. Я поверить не мог, что можно так улыбаться, иметь такие сияющие смеющиеся глаза. Когда она улыбается, не понятно, смеется она или плачет. Ее улыбка сразила меня, я подумал: 'До чего милая девушка'. В ней были чистота и невинность, что и понравилось мне. Я был очарован. Она быстро вошла в мою жизнь и изменила ее».
Морис не терял времени и рассказал ей о своих чувствах. К концу недели, проведенной в Batley, как вспоминает Ивонн, Морис предложил ей жить с ним вместе: «Я не сразу согласилась. Мы пару месяцев встречались. Морис производил впечатление славного, надежного человека. Это меня сразу поразило. А про первый вечер я только помню, как он смотрел на меня и развлекал разговором. Я тогда вела себя тише - только улыбалась».
* * *
После концерта в Нью-Йоркском зале филармонии Барри стал бредить работой с Арифом Мардином: «Он потрясающий. У него замечательный слух. Этот альбом заставит по-новому звучать группу».
Инженер Деймон Лайон-Шоу утверждает, что Барри искренне хвалил Арифа, хотя сначала был о нем другого мнения: «Стигвуд привел Арифа Мардина, в котором ребята поначалу вовсе не были уверены, думаю, они были в ярости, так как считали, что сами могут со всем справиться и вовсе не хотели менять направление. Старина Стигвуд в этой ситуации вел себя потрясающе. Он дал им шанс. Думаю, его мнение стало главным при решении судьбы Арифа».
А кто рекомендовал Арифа Роберту Стигвуду - другой вопрос. Ахмет Эртеган и Джерри Уэкслер вспоминают, что долго перебирали имена известных высокооплачиваемых независимых продюсеров, а потом поискали поближе к дому и вспомнили, что совсем рядом у них не только хороший продюсер, но и уже работающий на них.
«Они, бесспорно, обладали недюжинным талантом, - продолжает Деймон. - Ребята и дальше продолжали демонстрировать, но им нужно было новое направление, а Стигвуд был достаточно умен, чтобы понять, что Ариф сможет их направлять, не оказывая давления. На самом деле он сделал немного, просто тактично направил их в нужную сторону, подвел к этому американскому звучанию, которое мне кажется потрясающим. И все-таки с ними было очень тяжело работать. Барри всегда был профессионален и легок в общении, а с двумя младшими приходилось не сладко. Они создавали проблемы в студии, вели себя несдержанно и раздражительно, но Ариф Мардин проявлял чудеса терпения, старался братьев объединить, вел себя как истинный джентльмен. С ними было нелегко еще и потому, что им не нравился предлагаемый путь, а может, было обидно, что Atlantic осмелилась назвать их предыдущий альбом недостаточно хорошим».
Поклонники обнаружили их новое звучание, но ребята по-прежнему писали классические любовные сентиментальные песни. Некоторые вещи не меняются. «Мы все романтики, - признался Морис. - Когда бы мы ни писали песню, вместе или поодиночке, она получается романтической».
* Ивонн Спенсли родилась 24 сентября 1950 года в Западном Йоркшире. Она была управляющей рестораном, специализирующимся на мясных блюдах (рядом с Batley).
Повторяя высказанную тремя годами ранее мысль своего брата-близнеца, Морис говорит: «Преимущество в том, что люди помнят, что они делали и чувствовали, когда впервые услышали песню. Они будут это помнить и через пять лет. И в этом преимущество сентиментальности, наши песни будят воспоминания, поэтому люди помнят наши песни и нашу группу».
Записанный с Арифом Мардином альбом назывался Mr. Natural и был выпущен 13 мая в Америке. На обложке нет фотографий братьев, а только картинки бара и ресторана под названием Corner Bistro, и 26 лет спустя работающего все по тому же адресу: Гринвич-Виллидж, Западная 4-я Стрит, дом № 331. На обеих сторонах изображен один и тот же коротенький и плотный человек средних лет, который едва заметно улыбается, сидя со стаканчиком пива. На первой странице он мечтательно смотрит в пространство, на последней — бармен поднимает его, чтобы выставить вон.
Новый альбом записывался за несколько сеансов. С ноября 1973 года время выкраивалось между концертами в Лондоне и Нью-Йорке. Многие песни шли с «более электрическим звуком», в этом альбоме группа ближе всего подошла к рок'н'роллу, но есть в нем и пара баллад, демонстрирующих прекраснейшую аранжировку духовых и струнных инструментов, выполненную Арифом.
Оглядываясь назад, можно сказать, что этот альбом стал переходным между прежним звучанием группы и новой ритмичной танцевальной музыкой, которую они вскоре станут писать. Альбом не занял первых мест в хит-парадах, поэтому остался сравнительно малоизвестным, но очень интересно послушать группу после такого рывка. В целом альбом не был принят критикой очень хорошо, но стал популярен среди фанатов старой гвардии, для которых каждый из последующих альбомов становился удалением от стиля, вместе с которым они росли. Однако, с коммерческой точки зрения, смена направления была назревшей необходимостью, и на смену каждому потерянному старому поклоннику приходили несколько новых.
Теперь в состав группы входили постоянный барабанщик Дэннис Брайон и Алан Кендалл (соло-гитара),

 Отправлено: 08.01.09 21:06. Заголовок: роль которого значит..

роль которого значительно возросла, и впервые появляется клавишник Джефф Уэстли, так как Морис играл на бас-гитаре. Все более важным становилось исполнение «вживую» и в этом альбоме группа начала записывать такую аранжировку, которую могла бы воспроизвести на сцене.
Mr. Naturalne стал суперхитом, на который они рассчитывали, сменив направление. «Мы просто недостаточно времени уделяли нашим альбомам, - признался Морис. - Mr. Natural мы записали, будучи в гастрольной поездке. Если у нас появлялась парочка свободных дней, мы неслись в Нью-Йорк записать парочку треков. А записав альбом, поняли, что могли бы сделать это лучше».
В рекламе альбома цитировалось высказывание Арифа Мардина о том, что Mr. Natural «несет новое звучание группы и ее новое определение... и хотя здесь используется более современная техника, группа сохраняет свою индивидуальность».
Робин назвал альбом переходным, пробным шагом в направлении ритм'н'блюза, которому они потом будут следовать. А Барри сказал, что альбом из тех, которые он никогда не станет слушать. И снова недостаточный коммерческий успех повлиял на отношение группы к альбому и настроил против него.
В июне вышел в свет второй сингл из этого альбома, «Throw A Penny», но снова не в Великобритании, где даже сам альбом выпустили только в июле. В отличие от последовавшего в августе выпуска «Charade», где кусок вырезали почти незаметно, «Throw A Penny» нещадно редактировалась, из нее только для данного выпуска полностью убрали медленную часть. Но первых мест песня так и не заняла, а группа отчаянно желала этого.
У Робина и Молли была двойная причина радоваться, когда в 5 часов утра 17 июня у них родилась дочь Мелисса. Журналисты называли новорожденную «Маленькой Мисс Natural», и звучало это как признание альбома группы.
Два месяца спустя ее отец и дяди снова были в пути, они отправились в самое большое свое турне по Канаде, с концертом в Галифаксе, Новая Шотландия, 21 августа. «Мы с братьями хотели вернуться, - говорит Морис. -Это как в детстве бывает. У меня с Канадой раньше ассоциировались лесорубы и тому подобное. Когда же мы приехали туда на гастроли и я увидел, как там все на самом деле, это было невероятно».
Он добавил, что публика в Канаде потрясающая и что они мало ездили по стране. В этот раз собирались давать концерты в городах, которые не посещали раньше, таких как Монетой, Сент-Джонс, Виннипег.
В то время как группа делала упор на альбом Mr. Natural, Морис уверял поклонников, что и старыми своими произведениями они пренебрегать не станут: «Мы должны играть и такие вещи, как «То Love Somebody» и «Massachusetts», потому что люди ожидают их услышать, особенно там, где мы раньше не гастролировали». Группа начала концерт с композиции в стиле рок с поддержкой только гитары, ударных и рояля. Это была в значительной степени по-новому аранжированная «Marley Purt Drive», единственная ранняя вещь, а затем вступил оркестр, и все хиты шли в его сопровождении.
На всех канадских концертах группы был аншлаг. Заканчивались гастроли 31 августа в концертном зале Centennial в Виннипеге, Манитоба, с Виннипегским симфоническим оркестром. После концерта группа отправилась в Eaton's Warehouse праздновать день рождения Барри. Хоть празднование и началось на пару часов раньше срока, вечеринка продолжалась до 2 часов ночи, к тому времени день рождения и вправду наступил.
Из Канады группа отправилась в коротенькое турне по Америке, затем - в Новую Зеландию. За минимальное время пришлось дать множество концертов, и Том Кеннеди вспоминает, что часто ни сама группа, ни сопровождающие не знали, где находятся. «В Канаде концертные залы похожи один на другой, — объясняет он. — Когда изо дня в день живешь по принципу машина - гостиница, гостиница - концертная площадка, начинает казаться, что никуда и не уезжал. Барри, бывало, ходил по сцене и спрашивал: 'Где мы сегодня?'. А иногда говорил: 'Как хорошо у вас в Цинцинатти', а на самом деле мы были в Бостоне. Публика считала это шуткой».
Даже в очень хорошо организованных гастрольных поездках могут возникать проблемы, а жить по суперплотному графику может быть трудно. «Однажды, - вспоминает Том, - мы летели в Лос-Анджелес и опоздали на пересадку, так что ночь нам пришлось провести в гостинице аэропорта. На следующий день отправились в Гонолулу, но там самолет сломался, пришлось задержаться на десять часов, пока его ремонтировали. Так что в Окленд приехали в день концерта. И снова: концертный зал, расстановки, проверка звука. Ребята устали, у них нарушились биоритмы, они едут в гостиницу, потом на концерт, потом снова в гостиницу и сразу спать, потому что они 48 часов не спали».
Бешеные скорости продолжаются, когда группа приезжает в Австралию. В аэропорту их встречает Энди Гибб, затем ребята проводят пресс-конференцию. Впервые Ивонн Спенсли предстает перед журналистами в качестве подружки Мориса. На фотографии улыбающаяся пара стоит под руку.
Первое представление в Австралии состоялось 21 сентября в Festival Hall в Брисбене, и публику разогревал мистер Джордж. Девять дней спустя на концерте в Мельбурне в этой роли выступил Солилоки, протеже Мориса.
Как и во время июльского представления 1971 года, мельбурнское телевидение отсняло достаточно материала для создания часового цветного фильма. На этот раз Channel 7 сделал немалое финансовое вливание, и после выхода фильма в эфир какой-то журналист заметил, что «с помощью великолепной телевизионной постановки и режиссуры в этой программе The Bee Gees заявили о себе как о больших мастерах своего дела. Они играли, пели свои хиты, ерничали, а когда действие замедлялось, появлялись картинки из их жизни. Судя по всему, руководство канала дало постановщикам карт-бланш на использование ресурсов и обеспечило значительным бюджетом».
Сцены на открытом воздухе снимались в живописных окрестностях Ярра Глен, в часе езды от Мельбурна. Ребята воспользовались свободным от концертов временем, чтобы покататься верхом и в повозке, запряженной лошадьми. Группу снимали обедающей в низеньком деревянном ресторанчике The Winery, в котором, оправдывая его название, подавали вино собственного производства.
Австралийская часть турне закончилась в Перте, и группа отправилась дальше, в Куала-Лумпур, на Филиппины и в Гонконг, а затем дала 15 концертов в Японии, где популярность ансамбля не ослабевала.
Последнее представление в Японии проходило в зале Koseinenkin Kaikan в Саппоро, Хоккайдо, и, по воспоминаниям Линды Гибб, она, Дэннис и Барри решили повеселиться в последний вечер гастролей. Троица сделала пару сотен «бомбочек» из риса с мукой, завязала их в бумажные полотенца и перевязала резинкой. Алан Кендалл узнал о проделке и внес собственный вклад.
Как только японская группа, выступавшая «на разогреве», вышла на сцену, началось «веселье». «Когда они пели «It Never Rains In Southern California», мы вышли на сцену, - рассказывала Линда. - Дэннис с барабаном, кто-то еще с треугольником и я с тамбурином. Мы стали подпевать, и японская группа приняла нас за психов. Осажденная японская группа с трудом продолжала свою роль, и тут троица прерывала ее, начав стучать по сцене (предварительно ребята оделись работниками сцены)».
Свою часть концерта группа начала с Робином в центре, как всегда одетым в черное. Сцена освещается, он берет полотенце с его обычного места у барабана, вытирает пот с лица, не заметив, что вредная невестка втерла в его складки муку. «Когда Робин в тот вечер развернул полотенце, его всего осыпало мукой. На сцене все зашлись от смеха. Японцы не понимали, что происходит, решили, что мы все сумасшедшие. А Робин спрашивает: 'Что смеетесь?'», - продолжает Линда.
К сожалению, он среагировал неправильно. Решил, что это месть японской группы за вмешательство в их часть представления, и стал искать способ поквитаться. «Он решил, это японская группа мстит The Bee Gees, убежал со сцены и стал преследовать японских артистов, - смеется Линда. - И в этот момент взрывается первая мучная бомба, после нее начинается ад. Они взрывались повсюду. Барри пел «Words», а Дэннис стоял за ним и запускал бомбы. Барри поет: «Это только слова», наклоняет голову, а из-за его головы вылетает резиновая стрела и летит прямехонько в публику. Затем он выпрямляется и допевает: «Ничего, кроме слов...». Робин не хотел
возвращаться на сцену. Дик уговаривал его несколько номеров и наконец уговорил. К тому времени бомбочек становится меньше, их запас подходит к концу...»
Робин не единственный в группе стал жертвой розыгрыша в тот вечер. Досталось и тихоне Ивонн. «Мы уговорили ее залезть к ящик, - рассказала Линда, - чтобы при исполнении попурри выйти из него и забросать Мориса конфетти. Сказали, что только подтолкнем коробку на другой конец сцены и постучим, когда придет время выходить. Но не стали ее никуда подталкивать, а оставили на середине сцены. И стучать по коробке, конечно же, никто не стал. Ивонн сидела, сидела в коробке и наконец вышла. Она же скромница, потому страшно сконфузилась».
В Анкоридж, Аляска, они прилетели налегке. Летчик объявил: «Добро пожаловать на Аляску, дамы и господа. У меня плохая новость, ваши вещи еще в Японии». Так что они остались в чем были, а чемоданы и оборудование прибыли на следующий день. Может показаться странным, что турне по Дальнему Востоку закончили в самой северной точке Штатов, но Том объяснял, что Анкоридж как раз на полпути между Англией и Японией, так что разумно облегчить дорогу домой, сделав здесь остановку.

 Отправлено: 08.01.09 21:06. Заголовок: 24 СКАЗ О ЖИЗНИ НА О..

24
СКАЗ О ЖИЗНИ НА ОСТРОВЕ МЭН
Переезд семьи на остров Мэн не прошел легко для Энди, хоть Барри, которого он обожал, тоже имел дом на острове. В начале семидесятых годов группа много гастролировала, и Барри редко бывал дома.
Стихли разговоры о том, чтобы Энди вошел в группу. «Несколько раз я уже почти вступал в ансамбль, -говорил он. — Последние несколько лет мы строили такие планы, разрабатывали концертные программы, одним словом, готовились. Но где-то в процессе переговоров происходил сбой. Братья много гастролируют, их трудно удерживать на месте достаточно долго, чтобы довести дело до конца. Теперь, думаю, я смогу войти в группу, только если один из них выйдет из нее. Я вроде как готовый дублер, могу петь голосом каждого из них, особенно их собственные песни».
Но Энди вовсе не ждал еще одного распада группы. «Мальчишки были на гастролях, Энди никого не видел, - вспоминает Барбара Гибб. - Друзья его остались в Испании. Девятилетняя Бери, естественно, ходила в школу Святого Фрэнсиса в Дугласе. Энди скучал».
«Однажды ночью я услышала, как он плачет, - продолжает Барбара. - И утром сказала ему: 'Слушай, милый, пойдем-ка купим усилители, подберем пару исполнителей и организуем собственную группу'. Мы все в точности так и сделали. Отец нашел ему работу в одной из гостиниц на сезон. Вот так все и получилось».
На самом деле 16-летнему Энди Гиббу не так-то просто было организовать свою первую группу.
Первым к нему пришел барабанщик Джон Стринджер, ранее игравший в Bootlegged. Это случилось 13 февраля 1974 года. Джон родился 1 июня 1954 года на Кипре, где служил его отец, которого позже перевели на остров Мэн.
«Я точно помню, как познакомился с Энди, потому что послал маму забрать заказанные мной тарелки, -рассказал он. - Она пришла домой и говорит: 'Какой-то парень по имени Энди ищет барабанщика'. А я подумал: 'Сегодня среда - не буду дергаться, посмотрю лучше телевизор'. Но мать все доставала меня - пойди да пойди к этому Энди».
«Когда я пришел к нему, все получилось просто. Я вошел, а он говорит: 'Вот ударные'. Я сел и сыграл немного. Он немного побренчал, я бил в барабаны. Он и говорит: 'Отлично. Ты меня устраиваешь'. И только после того как он показал мне пластинки и фотографии и сказал: 'Это мои братья, The Bee Gees', я понял, кто он такой».
Через пару дней к ребятам присоединился гитарист Джон Элдерсон, родившийся, как и братья Энди, в родильном доме Джейн Круколл в Дугласе. Он родился 29 марта 1948 года и был достаточно известен на острове по выступлениям в составе группы Jygsaw* в былые времена.
Для Элдерсона «это был шанс, который получаешь только раз в жизни, так что надо крепко за него ухватиться. Конечно, не было никаких гарантий, но если все начинать сначала, я поступил бы так же». Так совпало, что Джон играл в небольшом эстрадном ансамбле Рэя Нормана вместе с Дуги Дэвидсоном, в начале своей карьеры игравшим в одном ансамбле с Хью.
В 1964 году в отеле «Кастл Мона» открылось первое в Великобритании казино. Оно просуществовало лишь два года, став жертвой крючкотворства законников. Однако в конце 1966 года, когда казино заново открылось в соседнем здании, отеле «Палас», Шон Коннери провел официальную церемонию открытия. В тот вечер и каждый вечер следующие девять лет в казино играл ансамбль Рэя Нормана. К концу этого девятилетнего срока Джон Элдерсон стал играть в ансамбле на соло-гитаре. Затем ансамбль The Combo выпустил альбом, в котором дебютировали и Дэвидсон, и Элдерсон.
Свое оборудование группа расположила в студии записи Терри Клу на Дьюк-стрит в Дугласе, где ансамбль репетировал и прослушивал новых членов. В следующие пару недель еще несколько гитаристов прошли прослушивание. Друг Джона Стринджера Майкл Крейн некоторое время репетировал с группой, но к концу месяца Энди предложил ему ее покинуть. На короткое время в качестве бас-гитариста в группу вошел Дики Кейн из Roadhouse, но позже его заменил Джерри Каллаган, в то время работавший крупье в казино, а ранее игравший в местной группе Nelson Sound.
* Не путать с Jigsaw, получившей известность примерно в то же время своим хитом «Sky High».
Барбара Гибб назвала группу Melody Fayre no аналогии с песней The Bee Gees «Melody Fair». Элдерсон и Стринджер заявили, что вовсе не такое название выбрали бы они себе сами. «Нам жить с этим названием, а оно такое... слащавое, - смеется Стринджер. - Я напомнил ей о существовании группы Vanity Fair («Ярмарка тщеславия»), а она заявила, что Melody Fayre - совсем другое. А мы подумали: 'Вовсе нет'».
Барбара настояла на своем. Больше вопрос не обсуждался.
1 марта в одной из газет острова появилась статья о семье Гибб. В статье говорилось о покупке Хью и Барбарой центральных складов и почтового отделения острова. Далее сообщалось, что Хью собирается покинуть остров и сопровождать The Bee Gees в длительном турне по Северной Америке; газета поддержала традицию семьи добавлять год к возрасту. «А всех превзошел самый младший из сыновей Гибба - Энди. Ему 17 лет, он живет с родителями, только что собрал собственную группу и вскоре запишет первый альбом. Он играет на соло-гитаре и поет». Вот так Энди впервые попал в островные газеты за четыре дня до своего шестнадцатилетия.
Для группы наступило головокружительное время. Впечатлительных молодых людей с острова Мэн волновало сознание того, что они находились рядом с человеком, имевшим таких важных, знаменитых братьев. Ребята перевезли инструменты в Палас Лидо в Дугласе и ежедневно репетировали, включив в свой репертуар такие известные песни, как «Tiger Feet» Мада, «Helen Wheels» Пола Маккартни и «Wings» и «Every Second Every Minute» The Bee Gees.
Группа отправилась в Лондон, взяла напрокат красный Avenger и весь день раскатывала в нем по городу. Джон Элдерсон вспоминает: «Мы поехали снимать мерки на Карнаби-стрит в магазинчик Джона Стивена, друга Барри, чтобы сшить новые концертные костюмы». Воспользовавшись случаем, Энди с Джоном зашли подстричься в салон Smiles и испытали благоговейный трепет, встретив в нем Майкла Паркинсона и Пола Джонса, заглянувших в салон с той же целью.
Выбранный Энди цвет концертных костюмов стал причиной небольших трений в группе, не перешедших, однако, в серьезные споры. «Энди не был спорщиком, - вспоминает Джон Стринджер, - если он не мог сделать по-своему, то просто мрачнел». Энди полагал, что, поскольку считается «лицом» группы, должен выделяться.
«Мы все хотели выступать в белом - вместе с ним, - говорит Стринджер. - А он сказал, что должен отличаться и выступать будет в белом, мы же оба - в красном (хотя на самом деле нас было трое, просто Джерри не смог поехать с нами, ведь он каждый вечер работал крупье и мы могли лишь приблизительно предположить его размер). Так что ему пришлось брать, что дают. Нас же тщательно измерили, а потом мы пошли в Кренборн Хаус, виндзорский дом Барри, где родители Линды Джордж и Мэй Грей покормили нас обедом из яиц, жареной картошки и бекона».
Будучи в Лондоне, ребята решили посмотреть достопримечательности. Выпив парочку кружек пива в стрип-клубе («Платил Энди», — записал в дневнике Стринджер), они отправились в Музей восковых фигур мадам Тюссо, съездили в Джеррардз Кросс, где раньше жил Энди, и прибыли в аэропорт как раз к рейсу на остров Мэн в 19.15.
Костюмы сшили к концу апреля, и 2 мая группа позировала для рекламных фотографий: Стринджер, Элдерсон и Каллаган в презренном красном и Энди - в ослепительно белом.
5 и 6 мая 1974 года Melody Fayre записывает свои первые демо-версии в музыкальном центре острова с Терри Клу в качестве ответственного по технической части. Записываются «Wouldn't I Be Someone», «The Most Beautiful Girl» и песня под названием «Whiskey», которой, по словам Джона Стринджера, альбом должен был открываться. Также рассматривалась песня The Bee Gees «Dogs» из альбома Mr. Natural. 28 мая группа дала интервью Алану Джексону с островного радио и в эфире прозвучало несколько демо-версий.
Через несколько дней находится новый зал для репетиций в школе верховой езды Marown и разучиваются несколько новых песен: ставшая классической песня братьев Эверли «Bye Bye Love», «Song Sung Blue» Нила Даймонда и песня под названием «Never Going Back» — та самая, которую Морис посвятил Лулу. Также часто звучали песни The Beatles «Norwegian Wood» и «The Long And Winding Road».
Еще Энди любил «Crunchy Granola Suite» и «Sweet Cariline». «Все правильно, - вспоминает Стринджер. - У него был период обожания Нила Даймонда. И от Ника Седака он был в восторге».
26 мая фотография группы появилась в местной газете. «У вас есть уникальная возможность наблюдать зарождение островной группы, стоящей у самого края славы и признания. Наша группа гастролирует, - писала Пенни Блэк. - Ей всего четыре месяца, но ребята уже готовятся к турне по Великобритании, а затем их ожидают шестимесячные гастроли по Южной Африке... Их мелодичные произведения демонстрируют прекрасный вокал руководителя группы и отличное музыкальное сопровождение. У них готов материал на долгоиграющую пластинку, и начинается запись первого сингла «Dogs».
«Многочисленным жителям острова, спрашивающим, когда планируется выпуск пластинки, сообщаем, что во вторник, 4 июня, Энди Гибб и Melody Fayre дают единственный благотворительный концерт в поддержку детской палаты в больнице Балламона. Концерт состоится в Rushen Abbey Ballroom (Балласалла, остров Мэн)».
В воскресенье на остров прибывает Барри Гибб, помогает группе составить программу выступления, включающую популярные песни The Bee Gees и хиты других групп. И тут выяснилось, что Энди находится под влиянием не только своих братьев, но и Лео Сейера, The Hollies, Элтона Джона и других. Окончательная программа выступления включала «Down The Road», «Road To Alaska», «The Show Must Go On», «How Come», «Last Song Together», «I've Decided To Join The Air Force», «Most Beautiful Girl», «Rocket Man», «Whiskey», «Words», «Guitar Man», «The Air That I Breathe», «I've Gotta Get A Message To You», визитную карточку группы - «Every Second Every Minute», «Goodbyes» и «Down The Road», на бис исполнялась «Benny And The Jets». Заканчивалась программа написанным от руки плакатиком «Убираемся!».
Репетиции перед выступлением вовсе не обнадеживают. Джон Стринджер пишет в дневнике: «Все опаздывают. У Энди кончается бензин. Репетиция неудачна. Слишком много ошибок».
Но в день выступления все, кажется, приходит в норму. В полном составе, за исключением Джерри Каллага-на, группа в 8 утра приезжает в Rushen Abbey, чтобы настроить оборудование и расставить столики в танцевальном зале. По воспоминаниям Джона Стринджера, на это ушло три часа, и результаты оказались впечатляющими. Энди, Элдерсон и Стринджер вернулись туда днем, чтобы еще порепетировать «Guitar Man» и «Road To Alaska», а также «бесплатно пообедать курицей с жареной картошкой».
В 9 часов вечера группа вышла на сцену перед аудиторией из 400 человек. Среди слушателей был управляющий по вопросам развлечений из Манчестера, прибывший послушать новую группу с целью ангажирования ее на выступления в кабаре северной Англии. Стринджер отметил, что этот господин разделял мнение музыкантов относительно красных костюмов и посчитал Melody Fayre «поп-группой, а не группой для кабаре, которую и продвигать следует соответствующим образом».
Неприятный осадок от несостоявшегося ангажемента не мог заглушить радость от игры перед человеком, мнением которого Энди дорожил больше всего. Он был страшно горд играть перед обожаемым старшим братом.
«Он безумно любил Барри — просто боготворил его, — вспоминает Стринджер. — Я никого не хочу принизить, просто Энди обожал брата, и любое его слово очень много значило для него. У него и голос был, как у Барри, и Энди подражал брату преднамеренно. Он даже на гитаре играл так же, как это делал старший брат».
У Барри он перенял и манеру настраивать гитару, но не всегда это у него хорошо получалось, как вспоминают его прежние товарищи по группе. Джон Стринджер вспоминает: «Помню, как однажды вечером... Не хочу сказать, что это очень важно, но все-таки... Однажды Джону Элдерсону пришлось настраивать гитару Энди, потому что тот считал, что она настроена, а на самом деле это было не так. И Джон говорил: 'Постой-постой, еще не все'. Потом еще немного - и: 'Вот теперь порядок'».
«Он по часу собирался, - соглашается Элдерсон. - Потом берет гитару, ударяет по струнам, а я говорю: 'А теперь настрой ее!'».
13 июня группа два с половиной часа репетировала в доме Хью и Барбары в присутствии Барри. Старший брат с удовольствием слушал их игру, особенно песню The Bee Gees «Heavy Breathing» в их исполнении.
«Сначала мне не верилось, что все происходит на самом деле, — говорит Стринджер. — Я на самом деле разговаривал с Барри Гиббом, он слушал нас... и мы ходили к нему домой, мы, правда, ходили к нему домой. А однажды он показал нам новую штуку под названием видео. Мы заходили к нему просто пообщаться, слушали, как он играет на гитаре, а иногда заглядывал Морис, и они давали импровизированный концерт. Мы узнали их достаточно хорошо. Сейчас видео — самая обычная вещь, а в 1974 году оно ошеломило нас». Целые дни ребята проводили у Гиббов, смотрели видеофильм Cucumber Castle и отснятые Хью Гиббом материалы о гастролях The Bee Gees. «Мы ходили к ним каждый вечер. После просмотров видео ребята брали гитары и начинали петь», - вспоминает Стринджер.
«Обычно наши выступления начинались песней «Down The Road», а потом на сцену выходил Энди», -вспоминает Джон Стринджер.
Тогда Энди еще не был сердцеедом, которым он стал через пару лет. «Энди робел с девушками, иногда казался совсем глупым, - вспоминает Элдерсон. - Не припомню, чтобы он вообще когда-либо гулял с девушками».
15 июня в небольшом клубе Ramsey на острове Melody Fayre давала благотворительный концерт в поддержку клуба Buffalo. Джон Стринджер вспоминает это представление как самое необычное в его жизни: «Мы участвовали в благотворительном концерте вместе с каким-то фокусником, а сцена представляла собой малюсенький треугольник. Здание вообще было очень небольшим. Мы расставили аппаратуру, проверили звук, сыграли пару вещей и пошли перекусить в китайский ресторанчик. Вернувшись, нашли всю нашу аппаратуру, все наши инструменты на тротуаре. Фокуснику для выступления нужно было много больших коробок, и, естественно, свое оборудование он установил на сцене, а наше перенес куда подальше. Так что не успел он закончить выступление, как мы бросились заново устанавливать все оборудование, что не могло не внести сумятицы. В конце концов аппаратуру водрузили на место. Нас снова хорошо приняли. В тот вечер мы играли не только собственную программу, но и аккомпанировали местному певцу Биллу Кейну, исполнявшему знаменитый хит Тома Джонса «Delilah».
Первый платный концерт Melody Fayre состоялся 17 июня в ратуше порта Святой Марии. К этому времени в окружение Энди возвращается Тони Мессина, друг Энди по Ибице. Он становится гастрольным администратором группы. Местные власти позволили провести дискотеку при условиях соблюдения порядка, окончания дискотеки в половине двенадцатого ночи и уборки помещения». Совершенно очевидно, что ребята участвовали в этом мероприятии не ради денег - после оплаты помещения, рекламных плакатов участники группы и Мессина получили по 3,56 фунта стерлингов каждый!
20 июня ансамбль на неделю уезжает в Ливерпуль, а затем еще на неделю в Сент-Хэлен, после чего возвращается в Дуглас, где 2 июля в отеле «Пивирил» музыканты открывают летний сезон. Этой гостиницы теперь не существует, на ее месте построили большой бизнес-центр, а в то время это был значительный шаг вперед для едва оперившейся группы - одна из самых больших гостиниц в Дугласе. Позже у Энди проснется наследственное для семьи Гиббов стремление приукрашивать действительность. Когда надо было поддержать свой имидж, он заявлял: «После Ибицы я провел там год - целый год я играл в клубе ради денег. Платили нам в зависимости от количества зрителей, и мы совсем неплохо зарабатывали...».
В рекламах не упоминалось название группы, говорилось только: «Каждый вечер самый младший брат известных THE BEE GEES ЭНДИ ГИББ со своей музыкой - представление для тех, кто молод душой».
Но так получилось, что Энди не выступал каждый вечер в том сезоне. 12 августа он сильно сжег лицо, пытаясь ультрафиолетовой лампой компенсировать неласковую островную погоду. «У него была инструкция, в которой говорилось, что в первый раз лампой можно пользоваться сколько-то там секунд, - вспоминает Джон Стринджер. - Но Энди указанное время показалось слишком коротким, и он сразу начал его увеличивать. На следующий день лицо его было красным, но Энди этого показалось мало, и он не только вновь воспользовался лампой, но и подержал ее немного дольше. Когда он на следующий вечер появился в отеле, все его лицо было покрыто волдырями, и из них по всему лицу текла жидкость. Его срочно отправили в больницу, мать его жутко испугалась. Он был красивым мальчиком, и нужно было сохранить эту его красоту, ведь в будущем его ожидала слава. А пока что его лицо все было покрыто волдырями. И один вечер мы выступали даже без него. Еще перед несколькими выступлениями ему приходилось накладывать на лицо кучу мазей или пудры».
В это время группа каждый вечер играла 90-минутную программу, и частенько в зале присутствовали знаменитости. Регулярно в этих программах звучали «Run To Me», «Road To Alaska», «Words», «Down The Road», «New-York Mining Disaster 1941» и «I've Gotta Get A Message To You», что могло отрицательно повлиять на судьбу группы. «Если Морис не был занят, он обычно сидел в зале, и Барри каждый вечер приходил, если не уезжал из города. Было странно играть песни The Bee Gees, когда кто-то из группы слушал концерт из зала», - добавляет Стринджер.
И Элдерсон, и Стринджер вспоминают, как иногда за ударные садился Хью Гибб и играл песню-другую. По мнению Джона Стринджера, тот играл в стиле свинг.
Для молодой группы все более очевидным становится тот факт, что хоть и можно на острове найти постоянную работу, их возможности здесь очень ограниченны. И Хью, и Барри Гибб стали подталкивать их к решению уехать туда, где начинали The Bee Gees.
У Энди было чувство предопределенности. «В конце того года Барри с отцом сказали «Австралия», -вспоминает он. - Барри с отцом предложили мне туда уехать и попытаться прославиться, как когда-то это сделали братья. Им кажется, что Австралия - самая сложная стартовая площадка в мире. Барри сказал, если у меня получится в Австралии, у меня получится везде. Выходит, они уже на том этапе контролировали меня. Хотя я еще и первый сингл не выпустил, они уже строили планы на будущее. Они планировали мое возвращение в Америку, но в нужном возрасте, когда Барри сможет стать моим продюсером и я подпишу контракт с RSO. Получается, даже когда я был совершенно юным, они за меня все решали и решили наперед, а я позволил им это сделать. Я был слишком молод, чтобы появиться на американской или английской сцене. У меня не было опыта. В Австралии отличная стартовая площадка. Здесь ты можешь быть музыкантом номер один, но без помощи извне за пределами Австралии о тебе никто не услышит. Так что можешь наделать там кучу ошибок, да и публика там несдержанная. Ты можешь стать музыкантом номер один в Австралии, но нигде больше тебя знать не будут, пока ты оттуда не уедешь».
«Нельзя было упускать такую возможность, - говорил Джон Стринджер. - Как только мы стали вместе репетировать и выступать, то поняли, что поем хорошо. Нам казалось, что мы можем выступать где угодно. И The Bee Gees приходили, слушали нас и говорили, что у нас неплохо получается».
Ребята стали готовиться к поездке, а Джерри Каллагану объявили, что в Австралии в его услугах не будет необходимости, и он ушел из группы. Последние несколько вечеров в отеле «Пивирил» они выступали втроем, а однажды к ним присоединился турист, у которого был медовый месяц. Вторую часть концерта он играл на бас-гитаре. 9 сентября группа отыграла свой 69-й и последний концерт на острове Мэн, и Джон Стринджер, Джон Элдерсон и Тони Мессина отправились с Энди в Австралию.
«Мы с Джоном так много ждали от будущего, - с грустью вспоминает Джон Стринджер. - Для нас обоих это была игра, и у нас было мало сбережений. Мы думали: 'Это уникальный случай, мы едем в Австралию и обустроимся там, где прославились The Bee Gees'».
Но не только они испытывали это чувство. «По-моему, вся моя юность была своего рода игрой, риском, -признался Энди. - У меня не было никакого образования, на которое можно было бы опереться. Думаю, я могу поддержать разговор с кем угодно, этому научили меня долгие переезды, а в том, что касается степеней и дипломов, я мог что-то получить только в области пения или в шоу-бизнесе, ни в одной другой сфере я бы работать не смог».
Приключения начались еще в Великобритании. «Перед вылетом в Австралию мы провели ночь в лондонском отеле «Скайлайн», - вспоминает Стринджер. - Как войдешь в бар, там такие низенькие скамейки, погруженные в воду, так что, когда сидишь за стойкой, видно только то, что выше пояса. Было красиво и жарко, повсюду были тропические деревья, мостики над прудами. Мы пили Harvey Wallbangers. Джон Элдерсон пошел спать, Тони пошел спать, и тут Энди подходит ко мне с этой невероятной затеей. Наверное, я был пьян или просто излишне доверчив, но я согласился на его предложение».
«'Послушай, - сказал он, - сейчас в Австралии столько времени, а здесь столько-то. Если мы сейчас пойдем спать, то к прибытию в Австралию сильно устанем, а если мы сейчас спать не пойдем, то сна не будет ни в одном глазу'. Я правду говорю. И мы с ним оба всю ночь не спали, а уж как трудно было держать глаза открытыми. На следующее утро мы чувствовали себя совершенно измотанными. А в самолете тоже много не поспишь - ребята активно общаются, и ты все время просыпаешься и снова засыпаешь. Когда самолет прилетел в Австралию, мы с Энди совсем слетели с катушек. Мы просто не могли проснуться! Это правда!» - горевал и смеялся одновременно, вспоминая историю, Стринджер.
Они прибыли за несколько дней до начала австралийских гастролей The Bee Gees 1974 года и встречали группу в аэропорту Сиднея. «Первую неделю или дней десять мы провели в особняке - лучшей гостинице, о

 Отправлено: 08.01.09 21:07. Заголовок: которой только можно..

которой только можно мечтать, на одном этаже с The Bee Gees, - продолжал Стринджер. - Чувствовали себя при этом чрезвычайно важными, потому что были в равном положении с The Bee Gees. Мы всюду появлялись вместе. Если у них вечером концерт, мы - среди людей, окружавших их. У них и для нас имелся лимузин, и это было здорово».
После концертов The Bee Gees ребята с ними возвращались в гостиницу. «Мы садились на пол, - вспоминает Элдерсон, - а они пели вокруг нас, Барри играл на гитаре. Я же сидел завороженный. Мне нравились такие вечера, когда мы просто сидели и слушали, как они импровизируют. А они все время устраивали этакие мини-концерты».
Их номер «люкс» в шикарном сиднейском отеле был таким же дорогим, как и номер The Bee Gees. «Нам сняли «люкс» на двоих, - вспоминает Джон Элдерсон. - И принесли складную кровать, по поводу которой разгорелись жаркие дебаты. Никто не хотел спать на ней».
В конце концов не повезло Тони Мессине.
С тех пор он стал постоянным объектом их розыгрышей. «Мы хватались за любую возможность подшутить над ним, - вспоминает Элдерсон. - Однажды вечером он приходит и говорит: 'О Господи, как там холодно!'. Мы тут же: 'Конечно, Тони, ложись в постель'. А сами на полную катушку включили центральное отопление. Потом подумали: а вдруг ему недостаточно тепло? И укрыли его еще парой одеял. Мы думали, он быстро проснется, а он спал как убитый».
Всегда заботливые, ребята заметили, что Тони сильно вспотел, а значит, теряет много соли. Они заботливо посыпали его голову солью. А еще Тони любил пить Southern Comfort. «Мы его разбавили... но не водой», -признался Элдерсон. И все это в течение одного рабочего дня гастролирующих музыкантов!
Но, по всеобщему мнению, проблема с Тони была одна - он оказывал сильное влияние на Энди. «Поэтому мы и недолюбливали Тони - Энди слишком считался с его мнением...» Ребята вспоминают, как ходили с Энди смотреть фильм The Exorcist («Изгоняющий дьявола»), а потом несколько дней спали с включенным светом. После этого сестра Энди Лесли снабдила Джона Стринджера развлекательной литературой. «Она принесла мне всю эту прорву книг - все правильные книжки в духе римско-католического учения о случаях изгнания дьявола - и сказала: 'Почитай это'. И я прочел все эти треклятые книжки, потому что меня здорово напугал фильм», - смеется он.
Иногда Энди предлагал сходить на дневной фильм, и Джон Стринджер с удовольствием сопровождал его. Когда они выходили из кинотеатра и Энди предлагал снова сходить в кино, Стринджер колебался под предлогом нехватки денег. Энди же настаивал и заявлял, что оплатит билеты сам. В один из таких дней они умудрились посмотреть четыре фильма. Иногда Энди вел себя совсем по-детски... Его защищали, за ним ухаживали, за него принимали решения.
Старые друзья The Bee Gees Кол Джои с братом Кевином Джейкобсеном представляли начинающую группу и собирались записать их сингл и альбом с лейблом Кола Джоя AT А. Они разделяли мечты Энди об известности в качестве автора и исполнителя песен, а не просто «маленького брата The Bee Gees».
«Он писал тексты - я хочу сказать, в голове у него рождались стихи по любому поводу, - говорит Стринджер. -Но когда дело доходило до фактического написания песен, это был обмен идеями, коллективное творчество».
«Он не очень хорошо знал аккорды, и мы помогали ему с этим тоже», — добавляет Элдерсон.
Была песня, которую оба они считали наивысшей точкой их совместного, с Энди творчества, но, к сожалению, ни у одного из них не сохранился окончательный студийный вариант.
«Песня называлась «То A Girl», — вспоминает Джон Стринджер. — Это Морис придумал название. Ну и покорпели мы над ней, дни и ночи сидели...»
«У меня не получалось нормальной записи дорожки, шло какое-то жужжание», - поясняет Элдерсон.
«В Австралии у нас на бас-гитаре играл один датчанин, его отец играл в симфоническом оркестре Сиднея, -продолжает Стринджер. - Он сказал: 'Мой папочка - первая виолончель в оркестре'. 'Ну конечно, мы верим тебе', - сказали мы. А он приносит какие-то струны - и запись получается! Затем он записал гармонии. Это было невероятно. Песня получилась превосходной, действительно потрясающей, но кое-кому она показалась слишком длинной».
«То A Girl» записали в студии Кола Джоя, там же проходили все репетиции. Энди впервые исполнил песню на телевидении в программе Эрни Сигли In Melbourne Tonight («Сегодня вечером в Мельбурне»), и сохранилась прямая запись песни, а сам сингл так и не вышел. Сохранилось лишь шесть дорожек, записанных Энди с Melody Fayre. Первыми композициями Энди Гибба были «Flowing Rivers», «Westfield Mansions», «Words And Music», «You've Got To Live Your Life», «Mr. Mover» и «Turn Me On». Первые три Энди потом перезаписывал, а последние композиции существуют только в первоначальном виде.
Мельбурнская газета Sun сравнивала вокальные данные Энди с Нилом Даймондом и Перри Комо - приятное разнообразие после постоянного сравнения с The Bee Gees. По окончании интервью Энди сказал: «Мы только что отыграли сезон на острове Мэн, но сюда со мной приехали только двое из моих музыкантов — соло-гитарист Джон Элдерсон и ударник Джон Стринджер. Моему ансамблю нужны еще два человека».
Упоминается еще один вариант названия написанной Морисом песни «My Father Is A Reb». Ее называли «легкой, привязчивой песенкой» и готовились записывать сингл. Но снова планы пришлось поменять. Энди добавил: «Надеюсь, за этой песней последует множество других. Мой отец Хью и ребята из ансамбля считают, что нет ничего лучше, чем записать ее здесь. Они считают Австралию лучшей в мире тренировочной площадкой для таких, как мы. Прожив столько лет в Австралии, я хорошо знаю Сидней. Мне было 9 лет, когда семья переехала в Великобританию, но я всегда оставался в курсе зарубежной музыкальной жизни. Серьезно заниматься музыкой я стал четыре года назад в Испании и, несмотря на успех братьев, делал себя сам, и у меня неплохо получалось».
Светская жизнь состоявшейся рок-группы, безусловно, пришлась по душе всем парням, но вечно продолжаться она не могла. Когда для The Bee Gees пришло время отправляться дальше, Стринджер вспоминает: «Миссис Гибб позвала нас и сказала: 'Ребята, боюсь, вы не можете оставаться здесь. Но я нашла милое местечко для вас в городе'. По приезде в Австралию у нас было несколько «точек опоры». Но скоро мы их начали терять одну за другой. В основном нас продвигала и держала под своим крылом миссис Гибб. Проблема была в том, что мы отыграли совсем мало концертов и всегда жили надеждой, что в будущем их будет много. Мы должны были выступать на «разогреве» у Paper Lace во время их австралийских гастролей - все уже было на мази, но сработал закон подлости, их турне отменили. Нельзя назвать одну причину, по которой мы решили уйти, было великое множество мелких причин, нагромождавшихся одна на другую. У нас было плохо с деньгами. Мы встретились с миссис Гибб и попросили раз в неделю выдавать небольшой предварительный гонорар - совсем маленький, только на еду и мелочи. Она сказала: 'Нет, потому что скоро начнутся концерты, у нас много приглашений'. Но, конечно, ничего не получалось. Потом мы успешно давали концерт, ситуация на время выравнивалась... Помню выступление в торговом центре - отличное выступление».
Ребята с острова Мэн решили попробовать с Барбарой Гибб другую тактику. «В то время мы часами торчали в студии, - говорит Джон Стринджер. - К этому мы и прицепились, сказали, что проводим там кучу времени, ничего за это не получая. Потом мы снова давали где-нибудь концерт и на какое-то время жизнь снова приходила в норму. Потом деньги заканчивались, и снова приходили хандра и депрессия. Снова наступал период безделья. Энди с удовольствием валялся на пляже, ему это жутко нравилось, ничего больше и нужно не было. Естественно, мы валялись рядом. Проблема же заключалась в том, что ему не нужны были деньги, у него их было столько, сколько нужно. Он наверняка получал деньги от матери или еще кого-то, нам же приходилось запускать руку в запасы. ..Ив конце концов возник вопрос: 'Что мы здесь делаем?'. И вдруг мы повзрослели. Мы нигде не играли, не имели договоров на поддержку каких-либо гастролирующих в Австралии или где-то еще групп, не получали предварительных гонораров. Вдруг мы все это поняли и решили сделать деньги где-нибудь еще».
«А почему бы нам с тобой не встать в очередь за пособием?» - предложил как-то Стринджер Элдерсону. «И мы стали получать пособие, потому что остались без работы, - продолжает Джон Стринджер. - Мы счита-
ли это вполне законным. Мы же не получали денег от Энди, поэтому не нарушали никаких законов. Нам не платили гонораров, и мы часами стояли в очереди. Как-то случайно проходили мимо кафе Kentucky Fried Chicken и зашли в него перекусить, а стоявшая за прилавком девушка спросила: 'Ребята, вы из Англии?'. 'Мы с острова Мэн', - ответили мы. А она: 'А я из Бирмингема'. Слово за слово, и вдруг она говорит: 'Нам тут люди нужны'».
Джон Стринджер пошел на курсы помощников управляющего, а через пару дней к нему присоединился Джон Элдерсон. Наконец ребята в Австралии приобрели надежный источник дохода.
«Мы зарабатывали деньги не для того, чтобы уехать домой, - говорит Стринджер. - Мы полюбили страну, но одновременно испытывали и ностальгию. Мы застряли в тысяче миль от дома, но не строили планов. А Энди постоянно исчезал. То он уезжал давать интервью на телевидении и участвовать в телеиграх, то отправлялся на неделю в Мельбурн, и все ни слова не говоря нам. И тут мы почувствовали, что у нас разные пути».
«Он начал пропускать мероприятия, но поводом к расколу послужило его поведение при подготовке к телевизионному выступлению, — рассказал Элдерсон. — Один из нас приходит к его сестре и спрашивает: 'Где Энди?'. А сестра отвечает: 'Он за городом, охотится'. Это было уже во вторник, а мы его ждали к субботе, ведь надо было репетировать. Он так и не вернулся, точнее, он наверняка вернулся когда-то, но до выступления в субботу мы его так и не увидели. Вот здесь мы и решили: с нас хватит».
Ребята покидали дом исполненными надежд, а вернулись повзрослевшими и поумневшими. «Я продал свои ударные в Сиднее, - говорит Стринджер. - Продал за жалкие гроши, просто, чтобы приехать домой хоть с небольшими деньгами. Перед отъездом я продал машину и дал Барбаре 100 фунтов в счет оплаты дороги». «Когда я вернулся на остров Мэн и заполнил декларацию о доходах за тот год, никто не верил, что я так мало зарабатывал, - признается Элдерсон. - Мне говорили: 'Ты наверняка зарабатывал больше, на такие деньги ты бы не смог прожить'. Но я писал правду. Мне не поверили, но это была правда».
Оба парня сожалеют об утрате дружбы больше, чем о несбывшихся надеждах. «Мы были друзьями - мы и помимо музыки много общались, - говорит Стринджер. - Мы хорошо знали его, мы же выросли вместе. Мы знали его и его песни. Мы отлично ладили — и в личном плане, и в музыкальном, и мне хотелось путешествовать по миру и играть в разных залах. Я был бы рад продолжить выступления. Я бы хотел, чтобы Энди приехал сюда в отпуск, зашел к нам и сказал: 'Привет! Как вы тут?'. Вот такого отношения я бы хотел - чтобы он просто зашел ко мне, пригласил на кружку пива. Слава меня не волнует: что случилось, то случилось. Но если бы мы давали концерты или начали гастролировать, уверен, наши отношения продлились бы дольше, никто не знает, насколько дольше».
Однажды Джон Стринджер встретил на острове Барбару Гибб. «Разговор получился натянутый, - вспоминает он. - Она сказала: 'Как дела, Джон? Чем занимаешься? У Энди все хорошо, но он скучает по тебе и хотел бы, чтобы ты вернулся'. Мне так хотелось ей поверить, но я сказал: 'Проблема только в стоимости билета до Австралии'. И разговор иссяк».
* * *
После отъезда Элдерсона и Стринджера, с Энди остались только Кол Джои и Кевин Джейкобсен. Он объявил набор новых членов в группу. На обращение Энди откликнулся Тим Тауэре из агентства Cordon Blue. В то время он представлял рок-группу Zenta, состоявшую из четырех человек: Глена Гринхала (вокал), Рика Элфорда (соло-гитара), Пэдди Леллиотта (бас-гитара) и Тревора Нортона (ударные). Глен вспоминает: «Мы работали в клубе Stagecoach в Сиднее. Думаю, у Энди была своя группа, но отношения с ней не складывались, и наш тогдашний агент предложил нам поехать на прослушивание. Встреча состоялась в крошечной квартире, которую Рик с Гленом снимали на двоих в Сиднее, и хотя, по утверждению Глена, никакого прослушивания не было, по окончании встречи Энди предложил группе работу. Братья Джейкобсены по-прежнему оставались менеджерами Энди. Кол Джои и Кевин Джейкобсен все время были где-то рядом. Пока он был здесь, они занимались его делами. С нами же они дела почти не имели, потому что нами занимались Cordon Blue с Тимом Тауэрсом, а Энди они во всем опекали, подавали ему машину и тому подобное».
После совместных репетиций Энди с группой стали выступать в небольших клубах, торговых центрах - везде, куда их приглашали. Обычно сначала группа отыгрывала несколько номеров, потом к ним присоединялся Энди.
По дороге на самое первое представление, которое Zenta давали с Энди, у Пэдди Леллиотта дважды прокалывались шины. Группе пора выходить на сцену, а бас-гитариста нет. «Мы все запаниковали, - вспоминает Тревор. - Все друг друга спрашивали: 'Где Пэдди? Что делать?'. Энди сказал: 'Ребята, не волнуйтесь. Я сыграю за него, сяду сбоку от сцены, за занавесом, никто меня и не увидит'. Глен, Рик и я спрашиваем: 'Ты умеешь играть на бас-гитаре?'. Энди сказал, что умеет, но выразил надежду, что Пэдди появится до начала второго номера. Мы думали, публика будет гадать, кто это играет на бас-гитаре и где? Это был 1975 год, не 2000-й».
В конце концов все хорошо закончилось - для всех, кроме Пэдди. «Он пришел как раз к концу первого номера, и уж я ему выдал по первое число — по его словам, он никогда этого не забудет», — добавил Тревор. Как и в прежние времена на острове Мэн, программа менялась почти каждый вечер. По словам Глена, «мы всегда
начинали песней «Nights On Broadway», a «How Can You Mend A Broken Heart» всегда шла в середине, все же остальное - как попало... «Words And Music» мы играли в конце выступления. И «Westfield Mansions»... Номера все время менялись... Мы играли «Winds Of Change» и «Words».
Однако Энди не записывался с Zenta, для этого он нанимал временных музыкантов.
А Глен добавил: «Иногда во время записи мы находились в студии, но не больше».
Ударник Тревор Нортон вспоминает, как однажды во время репетиции заглянули Джои и Джейкобсен. По их словам, Энди нужно было написать новую песню. Энди вышел в туалет, через 10 минут вернулся и говорит: «Вот она. Называется «Words And Music». Можно было бы удивляться скорости, с которой появилась песня, если не знать, что пару месяцев назад он представлял ее публике с Джоном Стринджером и Джоном Элдерсоном. Во всяком случае на Кола с Кевином песня произвела такое впечатление, что именно ее они выбрали для первого австралийского сингла Энди.
Возможно, дезертирство Элдерсона и Стринджера стало для Энди столь необходимым толчком, заставившим его вспомнить о карьере, но ребята из Zenta все как один говорят о нем как о настоящем профессионале. «Что касается Энди, тот всегда приходил вовремя, был очень профессионален, - вспоминает Глен Гринхалл. -А часто приходил даже раньше нас».
Австралия и вправду оказалась хорошей тренировочной площадкой, такой же хорошей, как и для его братьев. «Однажды днем, около четырех часов, мне позвонили из города Аделаида и попросили дать у них концерт в тот же день. Мы проехали 1100 миль до Аделаиды, затем еще 500 от нее. Концерт мы давали в маленьком городке в малонаселенной необжитой местности. Публика была, как дети, никогда прежде не видевшие ансамбль. Выступление получилось запоминающимся, встречали нас очень хорошо. Но дело в том, что, проехав 1600 миль, мы обнаружили, что о нас здесь никто даже не слышал. Даже заказа на наше выступление не поступало. Вот с какими мелочами приходится сталкиваться в Австралии, если хочешь чего-то добиться», - рассказывал Энди.
18 августа 1975 года наступил великий перелом, когда ребята выступали на «разогреве» известной британской рок-группы The Sweets во время их первого выступления в австралийском турне, которому содействовал Кол Джои. Концерт проходил в Сиднее в Horden Pavilion. Это был очень важный концерт, и Энди, использовав связи братьев, по такому случаю нанял даже маленький оркестр.
Выступление группа начала песней The Bee Gees «Nights On Broadway», затем шла песня Бреда «Down On My Knees», потом «Down» Гарри Нильсона, «Edge Of The Universe», «How Can You Mend A Broken Heart», «Road To Alaska», «Words And Music», «Westfield Mansions», «Madman In the Night». Три последние песни написал Энди Гибб, позднее он включил их в свой первый альбом.
Иногда непостоянство Энди доставало группу, как в случае с концертом The Sweets, когда впервые играли «Madman In The Night». «Мы приходим работать, - объясняет Глен, - а он появляется и заявляет: 'Вот что мы играем сегодня'. Мы рот открываем от изумления: 'Мы играем что?'. Но мы и с такими случаями справлялись. Наверное, за это Энди и любил нас. Классический случай произошел с «Madman In The Night». Вы не поверите. И я никогда этого не забуду. Стоим мы перед аудиторией в 5000 человек, а за полчаса до этого наш Энди написал песню и тут он говорит нам: 'Вот как это нужно играть'».
После этого представления Энди впервые заболел звездной болезнью. «После концерта около 200 девчонок ждали меня у черного хода. Как только я появился, все они бросились ко мне. Они меня везде ощупывали. Действительно везде. Меня спас менеджер. Он протолкнул меня сквозь толпу и запихнул в машину. Девчонки все сняли бы с меня, если б не он!» — вспоминал Энди.
Наконец в ноябре 1975 года выходит сингл с романтической балладой «Words And Music», на обратной стороне - «Westfield Mansions». He сразу, но она завоевала эфир, а после появления в популярной вечерней воскресной программе Countdown достигла 26-го места в квинслендском хит-параде. Однако Энди приходилось мириться с неизбежным сравнением со старшими братьями.
«Начнем с того, что мы совсем не были близки, - возражает Энди. - Они намного старше меня; я для них был просто мальчишкой, который вечно путался под ногами и всем мешал. Когда Морис женился на Лулу, я подружился с ее младшей сестрой, и оказалось, что у нас одни и те же проблемы. А Барри говорит, что я в два раза лучше, чем он в моем возрасте, это воодушевляет».
Положительные отклики на концерты ребят и их успешные выступления в клубах привели к тому, что их ангажировали для поддержки группы The Bay City Rollers, пятидневные гастроли которой по Австралии начинались 12 декабря в Мельбурне.
В программе гастролей отмечалось: «По предсказанию Барри Гибба, Энди ожидает судьба эстрадной звезды и своей музыкой он прославит Австралию. Энди - симпатичный юноша с очевидным музыкальным талантом. Сейчас он пишет песни для своего альбома, и, будучи Гиббом, пишет все песни сам».
Следующие три вечера Zenta открывали концерты гастролеров в Канберре, Сиднее и Ньюкасле. Позже Энди назвал это ощущение адом: «Ад — это когда открываешь концерт для тысяч визжащих фанатов The Bay City
Rollers, которых не интересует ничего, кроме их идолов». На последнем представлении он получил неожиданную передышку. По дороге из Ньюкасла в Брисбен у ребят сломался грузовик, и группа оказалась в затруднительном положении. В последний момент началась суматоха и попытки заполучить замену. Если верить Гарри Ван Эгмонду, организатору гастролей группы, вполне вероятно, что втайне руководство группы испытывало облегчение. Он помнит, как устраивал группе поддержку Zenta. «Через три дня, - говорит он, - ко мне подошел руководитель The Rollers и попросил убрать Энди: 'Он недостаточно хорош'. А на самом деле он был слишком хорош для его парней. У него отличный голос». По странному совпадению, их желание сбылось.
Еще запомнилось возвращение в Сидней из Брисбена. «В тот раз с нами вместо Пэдди Леллиотта был молодой человек по имени Дэвид Фэрби. Вот вам образчик поведения Энди, - смеется Глен. - Мы ехали из Квинсленда, а Дэвид Фэрби... только что в Брисбене купил гитару. Едем мы, едем, и тут заканчивается бензин. Энди говорит: 'Я схожу за ним'. Это ж не кто-нибудь, а сам Энди Гибб, что ему стоит пойти принести бензин!.. А Дейву Фэрби он говорит: 'Положил бы ты гитару под машину, подальше от солнца'. Тот отвечает: 'Да, хорошо'. А грузовик со всей аппаратурой был где-то впереди. Ну Дейв и положил ее под машину. Энди возвращается с бензином, заливает его в машину, трогается и переезжает гитару. Невероятно! Я такого в жизни не видел. Всю дорогу назад Фэрби ни с кем не разговаривал...»
«Он потратил на гитару все до копейки, - добавляет Тревор, - все, что он заработал в этой поездке, он потратил на гитару».
Путешествия с Энди запомнились и по другой причине. Тревор вспоминает: «Энди обладал замечательными способностями... Когда мы гастролировали и концерт заканчивался... мы возвращались в гостиницу, и Энди пел под аккомпанемент обычной гитары. Он мог петь все - любую песню, с 1920-х годов и до наших дней. Нас удивляло, что он знал все слова, все аккорды. Он часами играл и пел, а мы сидели вокруг него на полу и слушали. Нам жутко нравилось. Ему тоже».
В то время Энди жил в Вест Райд под Сиднеем. Тревор Нортон жил в пяти минутах от него в Дандасе, так что они частенько встречались даже в те дни, когда репетиций не было. Осенью 1975 года Барбара Гибб переехала в Австралию, чтобы быть поближе к Энди, Хью же остался на острове Мэн. Барбара поселилась в Глэдвилле, рядом с Энди. «Я всегда вспоминаю его с мамой, - говорит Тревор. - Он ее обожал. Я знаю, что был парень по имени Тони Мессина, он был вроде как его покровителем, но Энди больше думал о маме, чем о ком-нибудь еще».
Поблизости, в Ридалмере, жила маленькая симпатичная блондинка по имени Ким Ридер. Впервые они встретились на собачьей выставке. Ее семья разводила стаффордширских бультерьеров. Сестра Энди Лесли с мужем Кейтом Ивансом занимались тем же самым, вот Лесли и познакомила подростков.
Энди влюбился сразу. А Ким Энди показался обычным простым славным парнем. «Он был милым», — добавляет она.
Глен с Тревором согласны с ней. Тревор, лучший друг Энди, говорил: «Потрясающий парень, с ним было здорово».
«Дело в том, что с нами он был таким, как мы... мы видели другую сторону Энди, в то время как репортеры с телевидения и все прочие видели только его звездную сторону, - говорил Глен. - Он был похож на маленького заигравшегося мальчишку. И все в оркестре, начиная с меня (я был старшим), могли говорить с ним. Временами он был очень-очень смешным мальчишкой, любил шутки».
Тревор добавил: «Тогда он совсем не пил. Только колу банками. За все время общения с ним я лишь раз видел его с пивом».
«Мы начали встречаться, - рассказывает Ким. - Я работала секретарем в приемной врача. Он обычно отвозил

 Отправлено: 08.01.09 21:07. Заголовок: меня на работу, вози..

меня на работу, возил на ланч, забирал после работы. Он очень хорошо ко мне относился, никогда не выпускал меня из виду. Если мы переходили дорогу, брал меня за руку. Он единственный на свете присматривал за мной».
Мама Ким Ивонн Ридер вспоминает, как он играл с детьми на улице, пока Ким была на работе. Он так часто торчал у их дома, что отец Ким притворялся раздраженным. «Он был тогда очень красивым - красивым большим ребенком, - говорит она. - Он был так молод. Все время он проводил здесь. Отец Ким, бывало, приходил и спрашивал: 'Ты снова здесь?'».
«Однажды ему это надоело и он выставил парня. Энди обошел дом, перепрыгнул через забор, и когда Рон вошел в кухню, Энди уже сидел за столом. Тогда он сдался!» - добавила она.
Ким говорит, он ухаживал просто. Им нравилось что-то делать вместе. Они вместе ходили на выставки собак, в кино, даже на рыбалку вставали вместе в 4 часа утра.
Энди нравился стиль жизни Ридеров, не похожий на кочевую жизнь Гиббов. Это была крепкая семья среднего класса, в качестве дополнительного заработка разводившая собак, а по основной профессии Рон был каменщиком, а Ивонн четыре дня в неделю работала швеей. У Ким была сестра-двойняшка Керри. Это была очень дружная семья. И такая их нормальность очень привлекала подростка, по собственному его признанию, ни на одном месте не задерживавшегося больше, чем на год.
Свое восемнадцатилетие Энди отмечал с семьей Ким. Ридеры с нежностью вспоминают, как он открыл их подарок и объявил, что это лучший день рождения в его жизни. И сегодня им нравится вспоминать «прежнего Энди». «Не хочу вспоминать плохое, - говорит Ким, - у нас было много хорошего...»
«В те давние дни он ухватился за нашу семью как за спасательный круг, - добавляет она. - Ни на кого из нас не произвели впечатление его братья или биографические данные... На подобных нам людей трудно произвести впечатление, мы любили Энди за то, кем он был - блистательным, увлеченным, внимательным человеком».
Ким не беспокоил его выбор карьеры, его происхождение. «Меня не интересовали поп-группы, я их называла «Джи Виз»!» - вспоминает она.
В мае 1976 года Энди играл роль мальчика-посыльного в постановке Cinderella («Золушка») в Ньюкасле, милях в 90 от Сиднея. Так что молодые люди реже виделись. Когда Энди с группой выезжали недалеко от Сиднея, Ким ездила с ними и смотрела концерты, в остальных случаях она с ним не ездила. «Я никогда не совала нос в его дела. Это была его работа, его сфера, я никогда не вмешивалась», - объясняет она.
Молодые люди могли бы счастливо встречаться еще несколько лет. «Мы всегда хотели пожениться, но я ждала, чтобы мы стали старше, - говорит Ким. - Только в июне 1976 года звонок его брата Барри расстроил наши планы. Барри считал, что Энди готов начать карьеру на международном уровне, и Роберт Стигвуд согласен. Они хотели, чтобы он немедленно вылетел в Америку».
«В первый раз Барри позвонил из Анкориджа, Аляска, где он гастролировал, — рассказывает Энди, — Сказал, что сидит, отдыхает после представления и хочет выпускать мои пластинки, а Роберт хочет быть моим менеджером. 'Менеджер - это невероятно', - подумал я. Еще Роберт хотел, чтобы я представлял его лейбл. Что я мог сказать? Мне дали две недели. Так был назначен день. А Барри был за подстрекателя».
Звонок действительно удивил Энди. «Он не очень хотел ехать, но знал, что должен», - говорит Тревор.
В его карьере начинался новый этап, это было очевидно, и коллеги по ансамблю давно готовились к этому. «Он сказал, что знает, что его ожидает. Еще до его отъезда мы знали, что он станет музыкантом номер один в мире, и он сам это знал. Он был глубоко профессионален, профессиональнее всех, кого я когда-либо встречал», - добавил Тревор.
«В тот вечер мы должны были играть в серфинг-клубе, но днем нам позвонили и сказали, что Энди уехал, -добавляет Глен. - Только мы знали, что он пока не уехал, а только собирается».
Ким вспоминает, как Энди позвонил ей на работу и сказал: «Мы должны пожениться. Мне надо ехать в Америку, но без тебя не поеду».
Позже она не могла припомнить, чтобы говорила «да». «Я говорила, что мне нужно время подумать, и обещала перезвонить. Но он звонил каждые две минуты... Он дал мне две даты на выбор: 4 и 11 июля и две недели на подготовку к ним. Я выбрала последнюю». И братья, и родители Энди пытались убедить его, что жениться в 18 лет слишком рано, приводили в пример ранние браки Барри и Мориса. Но, как в свое время братья, Энди оставался упрямым и решительным.
Ким вспоминает: «Он снял деньги с рождественского счета и дал мне на свадебное платье. За год до этого я показала ему, как работают эти счета и научила откладывать деньги. Он этого не умел».
Родители Ким тоже считали их слишком молодыми для создания семьи, но миссис Ридер была уверена: «Они любят друг друга. Они действительно любят друг друга».
Бракосочетание состоялось 11 июля 1976 года в часовне Уейсайд в Поте-Пойнте, пригороде Сиднея, а вечеринка на 60 человек - в отеле «Шеврон Хилтон» в Сиднее.
После свадьбы новобрачные отправились на остров Бермуда, в щедрый дом Роберта Стигвуда, где и провели медовый месяц. Там их встретили Барри и Роберт Стигвуд, начали строить планы превращения «младшего братика The Bee Gees» в кумира подростков Энди Гибба.
Энди и Ким много времени проводили вместе, наслаждаясь медовым месяцем. Они гоняли по острову на мотоциклах, ходили по магазинам, осматривали достопримечательности, купались в кристально чистой воде, катались на катамаранах, целый день провели на большой и опасной рыбацкой лодке.
Ким понравился остров Бермуда, она полюбила дом Стигвуда, сад и огромный пруд с картой Бермуда. Ее впечатлили и кулинарные способности Стигвуда. «У нас были обеды из пяти блюд, - вспоминает она, - Роберт Стигвуд заказывал только лучшие продукты и сам готовил. Он отличный повар».
Там же Энди подписал контракт с RSO на запись пластинок и административные полномочия. Ким радовалась за Энди, но подчеркивала: все потому, что это важно для него: «Я всегда желала ему успеха, потому что он очень этого хотел, а мне хотелось, чтобы он был счастлив. Я никогда не хотела изменить его».

 Отправлено: 08.01.09 21:08. Заголовок: 25 НУ НАКОНЕЦ-ТО! Не..

25
НУ НАКОНЕЦ-ТО!
Неприятные воспоминания о выступлениях в британских клубах все еще были свежи в памяти ребят, поэтому 1975 год они встретили в решимости бороться за успех. «Мы вошли в студию с твердым намерением записать хороший альбом, - говорит Морис. - Такой альбом был для нас важнее любых гастролей. Мы пытались петь в другом стиле, немного похожем на диско, но одновременно включающем поп и рок. Кажется, сработало».
«Мы обсуждали с Эриком Клэптоном возвращение, потому что он тоже очень хотел этого, - вспоминает Барри. - К тому же мы всегда хотели вернуться. Эрик сказал: 'Я только что записал альбом под названием 461 Ocean Boulevard в Майами. Почему бы вам не поехать в Америку и не сделать то же самое? Может, вам поможет смена обстановки?'. По-моему, это был хороший совет».
В варианте изложения событий Мориса Майами предложил Роберт Стигвуд: «Он показал нам картинку на конверте [альбома 461 Ocean Boulevard] и сказал: 'Этот домик можно снять, жить в нем и записываться. И загорать". Мы посчитали это хорошей возможностью снова серьезно заняться музыкой и поехали туда и записали Main Course».
Прежде чем записываться, группа серьезно оценила ситуацию. Первые пробные шаги в направлении стиля, больше соответствующего ритм'н'блюзу, они предприняли еще в альбоме Mr. Natural, и шаги эти оказались правильными. Ребята стали в большей степени воспринимать себя как оркестр, а Алан Кендалл и Дэннис Брайон стали его неотъемлемой частью. Группа также пользовалась услугами музыкального директора Джеффа Уэст-ли, дирижера и аранжировщика с классическим образованием, который так называл инструменты, на которых играл: «музыкальные инструменты, имеющие клавиатуру, флейта и короткая белая палочка с пробковой ручкой». Джефф уже дирижировал в одном проекте Стигвуда, Jesus Christ, Superstar, поэтому не мог отдавать все свое время группе. Рассматривался вопрос гастролирования без оркестровой поддержки, но был отклонен.
В конце 1974 года Дэннис Брайон привел старого друга Дерека «Блю» Уивера. Блю родился 11 марта 1947 года в Кардифе, Уэльс, и вместе с Дэннисом играл и в Brother John & The Witness, и в Amen Corner, где и получил необычное прозвище (Blue- «грустный».-Прим, переводчика). В 1971 году он пришел в The Strawbs, сменив там Рика Уейкмена, перешедшего в Yes. После The Strawbs Блю перешел в Mott The Hopple и гастролировал по США в качестве «разогрева» Queen. К 1974 году они создал себе отличную репутацию сессионного исполнителя и не собирался это дело бросать.
Блю Уивер вспоминает: «С тех пор как Дэннис стал играть с The Bee Gees, он все время говорил мне: 'Давай я замолвлю за тебя словечко, вдруг мы сможем тебя взять клавишником?'. Дэннис всегда первым заговаривал об этом. И всегда говорил: 'Давай организуем оркестрик'. Думаю, такая мечта была у них у всех, всем хотелось отделаться от большого оркестра, играть без него и играть другие вещи. И Дэннис постоянно мне звонил и говорил: 'Давай сделаем хоть что-нибудь'. А я тогда играл с Mott The Hopple и сессии с Дэннисом... играл со множеством различных людей».
Но Дэннис проявлял настойчивость и уговорил-таки Блю встретиться с группой. «Я поехал на остров Мэн на выходные, в пятницу вечером туда — в воскресенье вечером назад, — вспоминает Блю. — Остановился у Барри. Я общался с ребятами из группы, и выходные оказались скорее обычной тусовкой, чем прослушиванием. Барри играл и пел, музыканты обсуждали песни и аранжировки. А когда я уезжал, Хью, Барбара, все вокруг, Джордж и Мэй (они тоже там были), все мы ели, пили, смеялись, и я уже был на пороге, когда Барри сказал: 'Постой, а на фортепиано ты играешь?'. Где-то, не в парадных комнатах, у них стоял старенький, совершенно расстроенный инструмент. Не помню, что я играл. Хочу сказать, они знали, что я умею играть. Я наиграл что-то быстрое, и они говорят: 'Отлично, а в Майами в следующем месяце можешь поехать?'». Вот так просто Блю Уивер был принят в группу.
Оглядываясь назад, он считает, что решение далось ему легко, хотя и признается: «Когда я вошел в группу, братья переживали самые тяжелые времена. При мне писался Mr. Natural, считаю этот альбом выдающимся. Думаю, в нем есть темы, которые можно развивать дальше».
Несмотря на сравнительно малый успех предыдущего альбома, Блю говорит: «Мы все были настроены оптимистично, собирались зимой поехать в Майами записывать новый альбом, должны были остановиться по
адресу: Оушен-бульвар, 461, на этом Эрик построил потрясающий хит. С нами ехал Ариф - олицетворение оптимизма. Думаю, на самом деле у The Bee Gees никогда не было проблем - я имею в виду, они всегда умели писать хорошие песни».
Тот факт, что Эрик Клэптон назвал свой популярный альбом по адресу дома, в котором они остановились, принес им некоторые неудобства. «Проблема в том, что все, кто купил альбом, приходили поглазеть на наш участок, а около пляжа был проход», - объясняет Робин.
Морис подхватил: «И все поклонники Эрика приходили к дому, и начиналось: 'Эрик дома?', 'Не мог бы Эрик выйти поиграть?'».
Новые элементы начинали складываться и сочетаться. По словам Барри, «все вокруг было новым, и одновременно мы начали влюбляться в Майами».
«Нельзя сказать, что мы посидели, подумали и решили пойти на такие и такие радикальные изменения, -настаивает Робин. - Что-то произошло однажды вечером. Мы арендовали студию Criteria, пришли, и что-то начало происходить. Перемены случились не в один день, но по мере продвижения совместной работы группа стала более сплоченной».
В группе не было деления на братьев Гибб и сессионных музыкантов.
«Возможно, вначале все так и было, но я никогда никого не делил, - говорит Блю. - Работая над Main Course, мы получали только фиксированный оклад, но это было неважно. А важно было находиться там, работать. Я тогда не чувствовал деления на них и на нас. Хочу сказать, что деление такое, наверное, было всегда, но я чувствовал себя больше с ними, чем где-либо еще. В то время в музыкальном отношении никого не было к ним ближе нас».
Блю признается, что сначала было нелегко: «Сначала я немного волновался... у всех есть личные проблемы.. . Начнем с того, что все мы жили в одном доме, и скрыть ничего не было возможности. Если кто-то пьет чуточку больше, чем надо, все об этом узнают. Кое-что приходилось преодолевать. Если хочешь что-то поменять, приходится быть политиком. Если, например, на фортепиано играет Морис, а тебе кажется, что лучше играть тебе, надо применять дипломатию, но не обрушивать все это без подготовки. Как только они видели открывающиеся возможности, как только дела начинали идти, проблем не было».
«Мы хотели добиться большей ритмичности, стать больше оркестром, чем просто тремя братьями», -поясняет Барри.
«Мы жаждали перемен, - уточняет Блю. - Вот в чем дело. Надо было все менять, писать музыку, совершенно отличную от той, что была раньше. Но мы не знали, как это сделать».
Самой первой дорожкой, записанной 6 января, в первый день записи Main Course, стала баллада «Was It All In Vain». «Я навсегда запомню первую строчку, - говорит Блю, - потому что в доме, где мы жили, по Оушен-бульвар, 461, над обеденным столом висела люстра, и я думаю, что первую строчку текста Барри написал, глядя на нее. «Когда я смотрю на эту люстру» или «.. .свою люстру» - не важно. Через пару дней я увидел эту строчку и переделал в «Когда я смотрю в свою банку пива». В таком виде мы и записали песню. К сожалению, у меня не сохранилось той записи. Им это казалось неважным, но для меня было архиважно - это мой вклад в репертуар The Bee Gees. Никто так и не услышал этот вариант, так что все было напрасно. Через пару дней у нас появились идеи получше. Записали «Country Lanes», но самое важное произошло на третий день - мы записали «Wind Of Change», правда, позже нам пришлось ее перезаписывать, чтобы заставить звучать в соответствии с новым стилем The Bee Gees».
Блю сделал серьезную попытку возродить прежнюю песню группы, ставшую классикой, песню, которую группа так и не выпустила. «Записывая альбом Main Course, мы переделали «Only One Woman», - подтвердил он позже. - Я сказал: 'Барри, никогда не слышал, как ты поешь эту песню'. Мы хорошенько поработали, но песня так и не вышла. Мне нравится, как ее поет Грэм Боннет. На четвертый день мы записали «Your Love Will Save The World», которой пришлось лет 20 пролежать на полу в монтажной».
Линда Гибб тоже вспоминает те давние сессии: «Ребята записывали в студии дорожки. Дик [Эшби], Том [Кеннеди] и я просто наблюдали, мы смотрели друг на друга и думали: не то это, им нужно писать в более быстром темпе». Фирма, которая их записывала, совсем потеряла терпение. Как вспоминает Робин: «Ахмет [Эртеган, директор Atlantic Records] очень быстро от нас отвернулся. Мы уже не надеялись, что он даст нам шанс. Они всех нас похоронили. Только Ариф, единственный на всю фирму, продолжал верить в нас».
«Когда они приехали в Майами и мы начали записывать, некоторые песни все еще были в прежнем, балладном, стиле, - признается Ариф Мардиф. - Но ребята много слушали американские группы. Особенно те, что писали в стиле ритм'н'блюз, а поскольку я в прошлом тоже был связан с этим стилем, то подходил им полностью».
«Когда стали записывать второй альбом с Арифом, очень многие дорожки мне совсем не нравились, -говорит Роберт Стигвуд. - Я прилетел в Майами и сказал им, как не нравится мне то, что они делают, и как я хочу,
чтобы они все начали сначала. Я проглочу и эти новые расходы, это не их проблема, но откройте же уши, послушайте, как и что поют вокруг».
Ариф убеждал ребят «смотреть на то, что происходит вокруг, а не зацикливаться на том, что происходит с вами. Похоже, у вас мозги слиплись». «Мы решили чуточку измениться. Я предложил им слушать музыкантов, писавших в стиле ритм'н'блюз и создавших хиты, - Стиви Уандера, разные другие группы», - вспоминает он.
Скоро его вера в ребят стала приносить плоды. «У них стали получаться другие песни... У нас сложились потрясающие взаимоотношения, - продолжает Ариф. - Мы по 15 - 18 часов в день проводили в студии - и так на протяжении двух месяцев. Казалось, мы не сами живем, а смотрим фильм об очень творческих активных людях. Обычно когда Барри писал песни, а точнее, когда братья их писали, Барри брал электрогитару или обычную гитару, и песня получалась такой или другой в зависимости от инструмента, участвовавшего в процессе. А Морис садился за фортепиано и брал аккорды. Они решали, какой инструмент нужен в каждом случае. Иногда это была обычная гитара, иногда электрическая. В итоге инструмент определял звук и стиль... Не было такого, чтобы кто-то из братьев уединялся, а потом возвращался с песней. Они вместе их пишут. Сначала они напевают мелодию бессмысленными звуками типа «ля-ля-ля», а потом появляются слова песни. И The Beatles писали так. Их «Yesterday» поначалу была «Яичницей». Сначала пишется мелодия. Большинство пишущих песни групп применяют для этого собственную систему».
Ариф говорил: «Не прячьте то, что вы любите. Не пытайтесь делать то, что, как вам кажется, должно нравиться другим. Делайте то, что нравится вам... оставайтесь верными себе, и будь что будет со всем остальным». «Он был прав», — резюмировал по этому поводу Робин.
Пока ребята писали новые вещи для альбома, новое окружение все больше и больше влияло на их творчество. «Нам очень помогло то, что мы записывались в Америке, - говорит Барри. - Мы много слушали радио, пытаясь понять, кто что хочет слушать, нас интересовали вкусы абсолютно всех. Сейчас популярен стиль соул -ритм'н'блюз - диско? Будем работать в этом стиле. Вокруг много такой музыки, и мы хотим писать такую же, а если получится, то лучше. Сейчас мы пишем музыку, какую никогда раньше не писали. Можно сказать, это наш main course (основной курс). Это также значит, что мы на верном пути».
«The Bee Gees всегда безошибочно находили звук и стиль, - объясняет Ариф. - Это результат их совместного творчества, у ребят голоса невероятной красоты и необычайной силы. И музыку они пишут удивительную и незабываемую. Каждый из братьев имеет свой собственный неповторимый голос. У Робина он душевный, у Мориса просто великолепный. А когда братья поют вместе, впечатление такое, будто они просто дышат. Они отличные композиторы и музыканты. А секрет же их успеха в тесном единении голосов и струнных в оркестре, четком отбивании ритма - это все определяет мой стиль».
«Все просто: Ариф для нас - лучший продюсер в мире. Он со своей студией творит чудеса, - говорит Барри. - Нет у него никакой особенной методики или позиции. Он просто ведет себя как дядюшка. И вместе с тобой вникает во все. Когда напишешь песню, несешь к нему. Он говорит: 'Отличная песня, только вот эти слова нужно перенести сюда, а сюда добавить припев'. Вот такой он продюсер. Такой не испортит песню, лишь оценит ее и улучшит. Получается, мы пишем то, что ему надо. Такую музыку мы всегда могли писать. Но боялись исполнить ее хуже, чем у других получалось. Думаю, главное, чему научил нас Ариф, - музыка должна трепетать и вибрировать, в ней должны быть волшебство и очарование».
«Мы действительно раньше боялись писать такую музыку, - продолжает он. - Публика не приняла бы такого от нас. Приходилось писать в том стиле, что сделал нас популярными. Теперь наконец мы готовы все начать сначала».
Хотя поворотным моментом в их творчестве, их вторым рождением, часто называют «Jive Talkin'», Блю Уивер так не думает: «Первой песней, на которой мы поняли, что нашли что-то новое, и это новое нужно развивать дальше, была «Wind Of Change». Я был абсолютно уверен, что, несмотря ни на что, альбом станет хитовым. Хочу сказать - мы все так думали. Мы нашли себя. Никому и в голову не приходило, что может что-то не получиться».
«Думаю, поначалу у ребят было желание вернуться к прежнему стилю, но как только стало получаться, желание пропало, - добавляет он. - Мы почувствовали, что можем расслабиться, потому что в нашей музыке явно появилось что-то новое. Мы были уверены, что это новое не может не принести нам успеха. Удивительное чувство! Приятно было ту соваться со своими. У всех был подъем и хорошее настроение».
«Позитивное мышление всегда ведет к успеху, люди снова и снова доказывают это, - повторяет Барри. - Это не голословное утверждение. Если ты, правда, мыслишь конструктивно, веришь в то, что делаешь, и делая это, говоришь себе: 'У меня отлично все получится', если ты говоришь то же окружающим, тебе поверят. Если же будешь говорить: 'Я сомневаюсь в этой записи... Боюсь, она не получится', люди тоже поверят. И чем чаще ты будешь повторять эту фразу, тем более деструктивной она окажется. Ты передаешь мысль кому-то, этот кто-то передает мысль дальше, и в конце концов у тебя провал».
В первый раз в альбоме The Bee Gees был задействован музыкант, не входящий в семью. Блю Уивер участвовал в написании баллады «Songbird». «Когда мы в студии монтировали Main Course, Блю Уивер прекрасно вел аккорды, вот почему в «Songbird» нас четверо, - объясняет Барри. - А в будущем мы готовы сотрудничать с каждым, кто умеет мыслить творчески».
«Большая часть музыки уже давно была во мне, еще с тех пор, как я ушел из Strawbs, - вспоминает Блю. -Это был аккордный ряд, который я нигде не использовал, потому что тогда я еще не писал слов. Однажды я сидел за фортепиано, наигрывая их, а Барри проходил мимо и сказал: 'Неплохо', и стал напевать. Так сложилась музыкальная тема, затем он произнес слово «songbird». Он всегда отличался быстротой реакции, и, как правило, первые же сказанные им слова входили в окончательную редакцию текста и становились его самой запоминающейся частью».
Барри более детально описал процесс коллективного творчества: «Я стал писать музыку в 9 лет, а Морису и Робину было тогда по 6, - рассказывает он. - Лет в 14 они стали составлять мне компанию. С этого момента никто никогда точно не знал, кто что написал. У нас не было такого: уходи, это моя песня. Иногда мы вдвоем писали одну песню. В любом случае все происходило спонтанно. Совместное творчество всегда лучше».
В Main Course впервые прозвучал новый музыкальный стиль группы, началом которого стала «The Helium Years». «Мы многое пробовали, синтезаторы, например, - объясняет Ариф Мардин. - И, может, потому, что я работал с Аретой Франклин и всеми звездами ритм'н'блюза, я мог посоветовать: 'Слушай, Барри, а почему бы тебе не спеть здесь повыше?'. На что он отвечал: 'Попробую'. Так он впервые спел в «Nights On Broadway». И все это происходило за один рабочий день. Потому, когда меня спрашивают, как у нас это получается, я всегда говорю, что мы работаем вместе. У нас не бывает, как в The Glenn Miller Story - у тех что ни день, то новый стиль».
Барри рассказывает: «Ариф спросил меня: 'Ты визжать умеешь?'. 'А что - надо?' - ответил я вопросом на вопрос со смехом. 'А петь-визжать?' — 'Попробую'. — 'Тогда выйди к микрофону и поимпровизируй на тему «Nights On Broadway» — посмотрим, получится ли фальцетом, как будто визжишь'. Я вызвался это сделать -получилось. Оказывается, у меня есть какой-то спрятанный голос. Я начал развивать его, петь фальцетом настоящие песни, а не просто импровизировать. Так я развил свой голос».
История Арифа несколько отличается. «Я сказал Барри: 'Почему бы тебе не взять на октаву выше? По-моему, нам не достает силы'. Барри говорит: 'Не могу я'. А я: 'Попробуй фальцетом'. По словам Барри, я так и сказал, и наверное, если он так говорит, то так оно и было. Но я только помню, как сказал: 'Возьми на октаву выше'. А сделать он это мог, только перейдя на фальцет. Отсюда пошел новый музыкальный стиль. Всем в студии нравилось новое направление, которое принимала наша музыка, но, чтобы понять, что это за направление, Роберту Стигвуду и Ахмету Эртегану понадобилось приехать в студию самим. Мы играли им «Nights On Broadway», нам было весело, все здорово получалось. А они говорят: 'Да это ж танцевальная музыка!'. А мы: 'Правда?'. 'Правда', - уверенно отвечают. И темп, говорят, соответствующий. Получается, когда мы писали ритмичную музыку, прикалывались и пытались создать яркие песни, у нас получилась пара хороших танцевальных песен. Это при том что вовсе не было у нас такой изначальной цели».
Когда группа впервые играла «Nights On Broadway» Роберту Стигвуду, в композиции была медленная часть, от которой при записи в Criteria ребята решили отказаться. Однако Стигвуд попросил их вернуть «мечтательную часть». Сейчас это было бы просто сделать с помощью компьютерного редактирования, тогда же все было по-другому. Как рассказал Ариф: «Мы редактировали дорожку, разрезали ее и вставили медленную часть. Долгий и опасный процесс. Резали фонограмму с несколькими дорожками. К тому времени запись еще не была окончена».
После экспромтов с «Nights On Broadway» Барри вспоминает: «Ариф позвал меня и сказал: 'Знаешь, тебе, правда, нужно развивать эти способности, это похоже на The Stylistics и Брайана Уилсона... Они так петь не боятся и не стесняются. Подумай, как можно развить твои способности. Давай запишем такое твое исполнение'». Барри последовал совету и спел «Baby As You Turn Away» фальцетом. И сказал потом: «Я и не подозревал, что способен на такое».
В третьей песне долгоиграющей пластинки, «Fanny (Be Tender With My Love)», значительная часть исполняется опять же фальцетом. На протяжении своей карьеры The Bee Gees несколько раз возвращались к такому стилю исполнения. Публика реагировала положительно, а в 1980-е годы, в период негативной оценки диско, фальцет ругали все кому не лень.
Совсем же недавно ребята снова начали защищаться, они, мол, никогда и на минуту не сомневались в нем.
«Я делаю это, когда мне это нравится, и не делаю, когда не хочется, — сказал Барри в 1998 году. — Честно говоря, никогда особенно не задумывался: если нужно было спеть фальцетом, значит, нужно. Проблем нет... И сейчас, оглядываясь назад, считаю, что должен гордиться такой способностью. Брайан Уилсон, Фрэнки Вэлли и даже Принц не чурались этого. Если заглянуть достаточно далеко, первая услышанная мной запись рок'н'ролла, «Little Darlin» в исполнении The Diamonds, исполнялась фальцетом. Он, на мой взгляд, изначаль-
но был неотъемлемой частью рок'н'ролла. Так что, когда я оглядываюсь назад, вовсе не чувствую огорчения. Мне приятно быть обладателем одного из хорошо известных фальцетов».
Еще одной отличительной чертой «Fanny» стала явная смена тональности в конце произведения - заслуга Блю Уивера. А на него в значительной степени повлияла пластинка группы Hall & Oats под названием Abandoned Luncheonette. «Смена тональности в «Fanny (Be Tender)» - явный плагиат «She's Gone» из Abandoned Luncheonette, -признается он. — У меня она была только на пленке, я не знал, что ее выпустил Ариф, я выдавал все эти идеи... После окончания записи я достал их альбом. И еще на меня сильно повлиял Donny Hathaway. Оказалось, что Ариф и его альбом Donny Hathaway Live выпускал. Пока мы записывали, у меня все время были эти вспышки активности, и, наконец, Ариф не выдержал и сказал: 'Ты их слушал, на тебя они произвели большое впечатление, усвой их стиль и работай дальше'».
Хоть все братья — действительно все, а также члены группы по-разному объясняют причину отличия сессий Main Course от предыдущих, они согласны с тем, что главным здесь является влияние Арифа Мардина, его ободрение. Морис быстрее других находит нужные слова, чтобы воздать должное тому, кого он называет «продюсером и судьей»: «Ариф указал нам правильную дорогу. Именно этот путь привел нас к ритм'н'блюзу и к хитам. А тот, другой, путь вел к сладеньким балладам. Он нас буквально выпихнул с того пути и поставил на этот».
«Работать с Арифом потрясающе, - соглашается Робин. - Особенно здорово у них с Морисом получалось. Ариф полностью поменял наш стиль. Мы начинали с одного инструмента, а потом присоединяли другие, а не играли на всех сразу одновременно. Процесс стал более четким».
«Он говорил: 'Как мы сюда введем басы?', - рассказывал Морис, - а затем мы садились и обсуждали это. А раньше мы бы просто вставляли басы со словами: запись стала лучше. А он усаживал меня и спрашивал, что я думаю делать. Я говорил, что хотел бы сделать это и это. Он говорил: 'Делай!'. Мы садились и обсуждали, как это сделать. Если ничего не получалось, начинали сначала. Бывало, басы последними ложились на

 Отправлено: 08.01.09 21:09. Заголовок: дорожку, а сначала я..

дорожку, а сначала я занимался другими инструментами».
Нельзя отрицать, что советы Мардина были главной составляющей успеха альбома Main Course. Но именно так - составляющей. За год до этого Ариф также выпускал Mr. Natural, о которой Барри сказал так: «Мы записали его, но ни разу не послушали. А если тебе не хочется послушать собственный альбом, значит, с ним что-то не так. Если тебя альбом не волнует, вряд ли он станет волновать кого-то другого. На нем есть пара-другая неплохих вещей, но ничего такого, что можно было бы назвать хитом. После записи альбома я поехал домой, а у меня в то время не было хорошей музыкальной системы, так что я не стал его слушать. Прошел месяц, но свою музыку я так и не послушал... А новый альбом слушаю все время, я слушаю его больше, чем какой-либо из прежних».
Блю Уивер считает, что наука сыграла не последнюю роль в новом звучании альбома. «Пока мы записывали Main Course, с приходом синтезаторов (мы их широко использовали) разительно поменялся звук, на смену роялю с оркестром пришли новые технологии, - объясняет он. - Со времени появления синтезатора не изобрели ничего, что так же сильно повлияло бы на звук и могло сравниться с оркестром. Иногда я пытаюсь заставить синтезатор звучать, как целый оркестр. Я серьезно занялся технической частью, целыми днями корпел над инструментами. Еще на первых альбомах нам нравилось изобретать что-нибудь особенное в техническом плане. Тогда мы в этом деле были «впереди планеты всей». А сейчас техника все время остается на шаг впереди нас, и ничего с этим не сделать».
Значительной долей своего успеха альбом также обязан Карлу Ричардсону, асу местных световых шоу и дискотек, ставшему в конце концов главным инженером в Criteria. Во время записи Main Course он представил братьям своего приятеля молодого человека по имени Элби Галутен. По словам Мориса, первая встреча не предвещала ничего хорошего. «Карл знал этого парня Элби, тот работал с Клэптоном и прочими, - рассказывает он. -Когда я в первый раз увидел его, он был босой и ел бутерброд с авокадо. В ту первую встречу я даже слегка струсил».
«Когда же мы впервые прибыли в Criteria, он занимался там электрической частью, - поясняет Том Кеннеди. - Элби был хиппи, играл на клавишных, владел собственной студией и чем-то там занимался. Они с Барри сразу нашли общий язык». Хотя Элби и не участвовал в создании Main Course, скоро в жизни The Bee Gees он станет главным действующим лицом.
«Первая песня альбома родилась в одну из ежедневных поездок между Criteria и Оушен-бульвар, 461. Мы возвращались из студии, а по дороге к дому, который мы снимали, был мост, - говорит Барри. - Здесь нам многие хорошие идеи в голову приходили. В тот день мы ехали по мосту, а мост скрипел татата-татата-татата-та, и мне в голову, не знаю откуда, пришел этот мотив, и я запел: «Давай болтать и танцевать» («Just you jive talkin'»). Мотив пришелся всем по вкусу, мы постарались его запомнить. В то время не было принято записывать на магнитофон что-либо. Нам нужно было помнить все до следующего дня. Пересекая тот же мостик на следующий день, мы стали его напевать. В тот же день около полуночи мы вернулись домой и написали текст песни. Заканчивали песню мы уже в студии, сыграли ее Арифу Мардину, нашему продюсеру, а он спросил, знаем ли мы, что в Америке значит «jive talkin». Мы сказали, что не знаем, он нам сказал, и тогда пришлось переписывать слова,
чтобы в них стало больше смысла. Вот почему первую строчку припева «jive talkin» часто понимают неправильно. Вот как все получилось».
Морис еще более откровенно рассказал о проблеме с текстом. «Когда мы писали «Jive Talkin'», то имели в виду рок'н'ролл, танец, - объясняет он. - А Ариф говорит: 'Должен вам сказать, что это грубое выражение, означающее «молоть вздор»'. У нас было «Ты танцуешь, а глаза твои говорят», а стало «Ты болтаешь, ты врешь мне». Так что мы поменяли несколько слов, а он нам напел мелодию и сказал: 'Вот в каком темпе играть надо'».
«Работая над «Jive Talkin'», мы впервые использовали интересную вещь. Раньше мы отбивали ритм по щелчку, а в этот раз стали пользоваться метрономом с мигающим светом, - объясняет Мардин. - Ударник смотрел на мигающий свет и отбивал ритм в такт миганию, у него была не звуковая, а визуальная подсказка. Таким образом, в Main Course уже не было неприятного режущего звука».
Казалось, творчество прямо в воздухе было разлито и подгоняло их. «Все началось с «Jive Talkin'», - говорит Робин. — Наши энергия и творчество росли на глазах как снежный ком. Их хватило на несколько недель».
Блю Уивер объяснил, как получились такие четкие басы. «Я подумал: мы не можем сегодня уйти домой и слушать запись без басов. Сделаю-ка я синтезатором басовый аккомпанемент (Мориса в тот момент не было). Включил синтезатор и начал играть партию басов. В тот день мы взяли запись домой и нашли ее потрясающей. Затем, вместо того чтобы заняться гитарой и заставить ее звучать как бас-гитара, мы сделали нечто противоположное. На другой день приехали все в студию.(и Ариф в том числе) и спрашиваем: 'У нас получилось что-то необычное. Как к этому относиться?'. Я решил сначала песню закончить, а потом подумать, как обойтись без Мориса с его басами. Запись велась с до, мы заставили Мориса настроить нижнюю струну ми на до, он стал играть на слабую долю с до, что сделало весомее звук синтезатора, да и Морис остался при деле. Но уверен, Морис согласился бы с нами, даже если бы он совсем не участвовал, потому что и так всем было видно, что получается хорошо».
«В Main Course мы еще экспериментировали, - объясняет Ариф. - Однако в то время у меня уже были синтезатор и прочие подобные штучки - последнее слово техники. Мы пользовались басовыми линейками (нотного стана), у нас их играл этот инструмент, по басовым линейкам играл клавишник. Некоторые из этих линеек я записал. Совершенно точно, что в «Nights On Broadway» и «Jive Talkin'» Морис тоже играл басы, но слышнее были басы синтезатора. Думаю, это на него оказало влияние. У нас одновременно играли две бас-гитары».
Если верить Морису, выбор «Jive Talkin'» в качестве сингла не был единогласным, но группа решила не бояться опасностей и все равно его выпустить. «Многие возражали против того, чтобы эта песня стала первым синглом, но Роберт, да и все остальные, настояли на своем. Он знал, что это будет сингл номер один, был уверен не просто в успехе - в триумфе», - говорил он.
RSO была совершенно явно настроена против The Bee Gees, широко известен такой факт: выпустили экземпляры «Jive Talkin'» без опознавательных знаков, чтобы ди-джеи не знали исполнителей, а песня сама себе прокладывала путь. Однако ничего не известно о фактическом существовании таких экземпляров, более того, когда в 1998 году VH-1 снимал документальный фильм The Bee Gees Legends («Легенды о The Bee Gees»), чтобы поддержать миф, им пришлось самим сделать такую «пустую» запись.
«Не могло быть никаких «пустых» копий, - делится Том Кеннеди. - Думаю, имел место факт пересылки на радио магнитных записей. Считаю, что идея принадлежала Элу Коури, была еще одной из его многочисленных «блестящих» идей, потому что пострадали-то мы».
Морис предложил другой вариант: «Мы нарадоваться не могли «Jive Talkin'», но когда сыграли ее кое-кому из записывающей фирмы, ее не приняли, песня не понравилась... Стигвуд с ними изо всех сил боролся, убеждал, что это явный хит номер один, а нам тайком звонили из фирмы, просили подействовать на него, убедить замолчать. Выход нашел Роберт. Он послал несколько немаркированных кассет ди-джеям и критикам. Так они не знали, чья это запись, и могли бы выйти на нас только, если бы музыка им понравилась. А потом, если бы они признались, что музыка им понравилась до того, как узнали, чья она, им было бы тяжело отвертеться и не играть ее».
Блю Уивер по-своему рекламировал песню. «Когда я вернулся в Англию, дал ее послушать в клубе The Speakeasy, а Роджер Чапман из Family тоже там был, - вспоминает он. - Я попросил ди-джея поставить запись, не сказав, чья она. Запись понравилась. Он спросил: 'Кто это?'. Мне пришлось сказать, что это The Bee Gees, вот как сильно они изменились».
Выход сингла сопровождался призывом Дэвида Хьюза, представителя Polydor по работе с прессой: «Если вам никогда раньше The Bee Gees не нравились, если, когда дело доходит до их записей, в вашей голове что-то рефлекторно отвергает их, прошу вас, дайте шанс этому синглу. Эта песня ни капли не похожа на то, что они писали раньше. Это смелое заявление, но справедливое. Выпустил песню Ариф Мардин, и она почти так же неузнаваема, как и сами братья Гибб. Очень клевая музыка. Если вам не нравятся The Bee Gees, а точнее, если раньше они вам не нравились, давайте сделаем вид, что это не они».
Не важно почему, но люди слушали. «Поскольку мы отошли от балладного стиля, с которым у большинства людей ассоциировались The Bee Gees, а новая песня приобрела популярность, стали поговаривать, что мы
опустились до уровня диско-группы, - объяснял Барри. - Что звучало оскорблением для всего стиля. Мы не считаем стиль диско плохой музыкой. Это музыка счастья, популярная музыка. Мы решили писать такую. Мы вовсе не проникали хитростью на диско-рынок, чтобы наши записи лучше продавались, как некоторые считают».
По сообщению журнала Rolling Stone, только 20% ди-джеев смогли определить авторство The Bee Gees после прослушивания немаркированной записи «Jive Talkin'».
Для самих же ребят было важнее, что в то же время, когда «Jive Talkin'» под 9-м номером вошла в список самых популярных песен Америки, под 90-м она появилась в списках ритмичной музыки и блюзов. Пусть рейтинг не так уж высок, важно, что они получили признание в той области, где это было особенно важно для них. Как сказал Робин: «У нас есть душа — а в ней музыка. Наша мечта не в том, чтобы быть лучшей группой шестидесятых, а в том, чтобы стать лучшими завтра». Успех «Jive Talkin'» не ограничился Соединенными Штатами, где 18 июня песня заняла 1-е место в хит-параде. В Великобритании она заняла 5-е место, а в Германии, Австрии и многих других странах мира вошла в двадцатку лучших.
21 мая 1975 года, всего через несколько недель после выпуска «Jive Talkin'», Роберт Стигвуд устроил вечеринку по случаю 20-й годовщины творческой деятельности The Bee Gees. Прием состоялся на катке Рокфеллер-центра. На десерт подали огромный торт в виде рояля. Хотя утверждение, что Барри, Робин и Морис начали выступать на публике в 1955 году и не нашло сколько-нибудь серьезного подтверждения, может ли такая мелочь испортить хороший праздник?
По слухам, хотя приглашенных было всего 250 человек, вечеринку посетили больше чем 450. Среди гостей были руководитель Atlantic Records Ахмет Эртеган, группа The Average White Band, бродвейская звезда Бен Верин и, конечно же, почетные гости - The Bee Gees вместе с членами оркестра, все с женами или подругами. Даже Молли Гибб прилетела из Англии.
Стигвуд приехал, как обычно, без помпы, в своем обычном прогулочном лимузине, шуткой вечера стал тот факт, что многие гости умудрились за весь пятичасовой вечер ни разу с ним не столкнуться. Ребята приехали в арендованной машине, за рулем которой сидел бывший строитель по имени Марвин, рассказавший толпящимся журналистам, что «ребятам все равно, в чем ехать. Им и в маленьком Cadillac хорошо».
Всезнающий Марвин также поведал, что «мальчикам» было наплевать, какие развлечения приготовил для вечеринки Стигвуд, пусть даже и оркестр Лестера Ланина из 20 инструментов, раньше выступавший для четырех президентов на праздниках в Белом доме. «Им нужна музыка, чтоб подвигаться можно было», — добавил он.
Группа растворилась среди приглашенных, а гордый Хью Гибб рассказывал журналистам, что всегда знал, что у ребят все получится, им и нужен был всего один маленький толчок, благоприятная возможность. «Вместе с ними я объехал весь свет, смог общаться с такими большими людьми, никогда бы не поверил, что такое возможно. И кто б мог представить, что трое парней из Брисбена будут в таком месте?» - говорил он.
И тут наступило время обратить внимание на человека, который устроил такой замечательный праздник. Руководитель оркестра Лестер Лапин объявил: «Дамы и господа, организатор вечера - Роберт Стигвуд!».
* * *
Через три дня альбом Main Course выпустили в Америке, а в следующем месяце - в Великобритании и Европе. «Это стало самой быстрой реакцией на смену стиля, - говорит Робин. - Наши поклонники любят нас как композиторов и примут все, что бы мы ни написали. Композиторы не должны себя ограничивать, им необходимо исследовать все возможные области творчества. Нашим преданным поклонникам по душе придется любая наша музыка, потому что она исходит от нас. Дело в том, что мы не просто сохраняем старых фанатов, мы завоевываем новых. Мы хотим, чтобы нас по-прежнему любили старые поклонники и появлялись новые».
Второй альбом подряд выпускался без фотографии The Bee Gees, с художественным рисунком на обеих сторонах конверта. На первой странице изображена молодая женщина в большой шляпе, составлявшей ее единственное одеяние, купающаяся в огромной ложке. Эл Коури, руководитель RSO Records, вспоминает, что это было сделано преднамеренно, чтобы получить преимущество в чартах ритм'н'блюза: «Atlantic не хотела, чтобы чернокожее население узнало, что группа состоит из белых исполнителей. Если бы они на обложке увидели трех белых парней, это бы их настроило против альбома». В таком случае успех альбома среди молодых покупателей зависел бы только от того, помнят ли они выступление группы в Midnight Special одно- или двухлетней давности. Но на внутренней стороне была черно-белая фотография группы. Барри держит в руках чашку чая.
Морис настаивает, что раньше публика не была готова к новому стилю группы: «Когда мы исполняли нежные песни типа «How You Can Mend A Broken Heart» или «Run To Me», думаю, именно это хотела слышать публика. Не думаю, что она приняла бы в то время другую музыку».
Но новый стиль удивил не только старых фанатов группы. Дэвид Инглиш, близкий друг Барри, рассказывает: «Джек Брюс прислал ребятам телеграмму, что только что услышал пластинку лучшего негритянского ансамбля когда-либо им слышанного. А потом узнал, что это The Bee Gees».
Английский исполнитель и актер Пол Николас добавляет: «Помню, я как-то отдыхал в Бразилии, там много наших было, и Роберт Стигвуд в том числе. Помню, как Роберт рассказывал, что пытается уговорить окружающих послушать еще какую-нибудь музыку. По-моему, ему казалось, что музыканты потеряли связь с действительностью. Он сыграл им последнюю вещь The Bee Gees, в которой они поют фальцетом, и, помню, я подумал: Господи, как это здорово!».
Морис вспоминает другой случай: «Роберт Стигвуд проводил у себя дома вечеринку, на которой присутствовали и Stones. Хозяин поставил пластинку, никому не сказав, кто исполнитель. Мик Джаггер и говорит: 'Это же взрыв. Ты нанял новую группу?'».
30 мая The Bee Gees в Дейтоне, Огайо, давали первый концерт своего 40-дневного турне по Соединенным Штатам. Эти гастроли знаменательны тем, что впервые за восемь лет группа выступала без оркестра. Первые репетиции в новом составе проходили на острове Мэн. «Все было так необычно... Нам впервые не надо было думать об оркестре, - говорит Блю Уивер. - Мы снова выступали как единое целое. Неделю или две мы репетировали на острове по нескольку часов в день, а потом уже в самой Америке несколько дней с настроенной аппаратурой».
Джефф Брюс, в то время управляющий отелем «Дуглас Бэй», в точности помнит, сколько группа репетировала на острове: «Однажды Барри с Морисом спросили меня, можно ли им зимой репетировать в ресторане (мы зимой не работали). Я ответил, что в зале ремонт, поэтому он совершенно пуст. Поинтересовался, много ли они завезут аппаратуры. Узнав, что немного, позволил им репетировать». Судя по всему, братья и Джефф по-разному оценивали понятие «много». «Подъехала машина для перевозки мебели с фортепиано, клавишными и грудой аппаратуры, - продолжает он. - Помню, тогда с ними был Алан Кендалл, а на клавишных играл Блю Уивер. Они репетировали «Jive Talkin'» и «Fanny (Be Tender)». Ребята репетировали в зале, где лет 30 назад выступал их отец. Мать с отцом часто приходили послушать их репетиции, фиксировали продолжительность номеров. Хью рассказывал, как было в его времена. Барбара посещала почти все репетиции. Обычно они начинали около полудня, и вскоре я стал лучшим в мире специалистом по «Jive Talkin'», потому что моя квартира располагалась как раз над рестораном и целых две недели я слушал эту песню с полудня до полуночи. У меня до сих пор мороз по коже от первых тактов».
«Говорят, оттого что мы все время выступали с оркестром, люди не могли понять, чего стоит группа сама по себе, - признается Робин. - Настало время предстать перед публикой самостоятельно, отдать себя ей на суд, так сказать».
Дик Эшби согласен, что проводником нового стиля в значительной степени был ансамбль: «Вне всякого сомнения, Блю Уивер в то время очень помогал всем в оркестре, включая братьев, - свежий человек, фонтанирующий идеями. На ударных Дэннис Брайон... а мы переходим на синтезаторы и оставляем лишь малую толику духовых. Джефф Уэстли делал оркестровку песен для духовых, и в этот раз у нас было десять клавишных, так что и он, и Блю играли на клавишных. Штук шесть синтезаторов, электророяль, обычный рояль, орган, так что нужно было десять пар рук. Джефф очень занят в Лондоне, так что надо нанимать еще одного клавишника, что стало возможным лишь в конце года».
После того как Дэннис, Блю и Джефф присоединились к основным музыкантам группы (Барри на ритм-гитаре, Алан Кендалл на гитаре, Морис главным образом на бас-гитаре), The Bee Gees стали по меньшей мере ансамблем, с которым нельзя не считаться.
В тот время планировалось, что Дэннис, Алан, Блю и еще один клавишник организуются в отдельную группу и станут открывать концерты The Bee Gees. «Они должны были на постоянной основе и самостоятельно выступать, и на The Bee Gees работать, - говорит Эшби. - Так у них будет к чему стремиться». Контракт на запись группы отдельно от The Bee Gees широко обсуждался, но дальше разговоров дело не пошло.
Во время этих гастролей впервые исполнение фальцетом прозвучало «живьем». Запись Main Course 1975 года была мало похожа на то, что поклонники услышали на концерте, — впервые импровизацию фальцетом на песню «Nights On Broadway» исполнял Морис.
Молли, жена Робина, после юбилейных торжеств в Рокфеллер-центре вернулась домой, как всегда, предпочтя гастрольной жизни воспитание детей, трехлетнего Спенсера и годовалой Мелиссы. Годы не изменили ее отношения к гастролям, она всегда находила их скучными. Еще Молли считала, что лучше совсем не заводить детей, чем перекладывать заботу о них на кого-то другого. Справедливо рассудив, что у Робина в любом случае все время будет уходить на работу и с женой его проводить он не сможет, Молли предпочла остаться дома с детьми, а с мужем отношения поддерживать на расстоянии. «Он звонит мне каждый вечер, и мы минут по 15 болтаем», - говорила она.
В то время как Молли с Робином занимали телефонные линии, Линда Гибб и Ивонн Спенсли снова предпочли сопровождать группу в гастрольной поездке. Для Ивонн все еще было ново: «Я только-только стала привыкать к жизни поп-звезд - и мне она нравится. Мы с мужем познакомились в ресторане, где группа отдыхала.
Сначала The Bee Gees разочаровали меня, но к концу первой недели в Бэтли у них стало лучше получаться. В то время я не была их фанаткой, а сейчас - самая большая из них. И у Мориса легкий характер, мы отлично ладим».
Начало американских гастролей не было удачным. В Кливленде, штат Огайо во, второй вечер группа играла перед аудиторией из 500 человек. Main Course только что вышел, и группа пострадала от застоя предыдущих лет. По мере продолжения гастролей все разительно менялось.
Концерт в Чикаго был особенным, его записывали для программы Soundstage. Группа не только исполнила обычные концертные песни, но и ответила на вопросы, спела любимые детские песенки: «Bye Bye Love», «Lollipop», «Happy Birthday Sweet Sixteen», а еще «То Love Somebody» вместе с почетной гостьей и одновременно подругой по RSO Ивонн Эллиман.
На Западном побережье группа еще раз приняла участие в программе Midnight Special, где удостоилась награды A Gold Record («Золотая пластинка») - за песню «Jive Talkin'». Награду вручал Волкоподобный Джек. На этот раз они с ведущей церемонии, тоже уроженкой Австралии Хелен Редди исполнили «То Love Somebody». И снова поразительное чувство юмора ребят вкупе с их музыкой очаровали публику. После чего возобновились разговоры о создании фильма.
«Вполне возможно, что после гастролей мы останемся для съемок телевизионного фильма, а потом еще что-нибудь наклюнется, - говорил Барри. - Не знаю, понравится ли это нам - я имею в виду Робина, Мориса и себя, ведь мы никогда раньше не снимались в фильмах. До меня дошли слухи, ничего определенного, слухи и только, что это будет кино о трех иммигрантах, приезжающих в Америку в начале века. Что-то вроде «Домика в прериях», но, надеюсь, достаточно отдаленно похожее, потому что не все, звучавшее в фильме, я смог бы повторить перед камерой. По слухам, фильм начинается с нашего приезда. Думаю, нам придется прибыть на пароходе, вряд ли в начале века так уж много было самолетов».
Фильм назывался The Bull On The Barroom Floor. Это вестерн о трех молодых англичанах, эмигрировавших в Америку и, как говорил Барри, привезших с собой быка и пытавшихся его спарить. Действие разворачивается очень быстро, фильм с погонями, таких фильмов давно не снимали. Что-то вроде картины It's A Mad, Mad, Mad, Mad World («Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир»).
С сюжетом, представлявшим собой столь необычное сочетание таких разных фильмов, как «Домик в прериях» и «Этот безумный, безумный, безумный, безумный мир», неудивительно, что этот фильм, как и Lord Kitchener's Little Drummer Boys и Castle, так и не увидел свет. «И снова неосуществленные идеи, нереализованные надежды», - говорит о проекте Том Кеннеди.
К счастью, The Bee Gees не зарабатывали на жизнь съемками в кино. Живы были их старые поклонники, а новый стиль принес новых. По мнению Барри Гибба, секрет их успеха главным образом заключался в одном. «В основном это песни, которые хорошо продавались, — говорит он. — У нас большая аудитория слушателей — тех, кому нравится наша музыка, наш стиль. А может, кто-то начинает обожать нас за внешность или манеру одеваться — не знаю. Наши поклонники, будь то в Америке или в Германии, если уж полюбят нас, то сохраняют верность. Или в Японии, про которую говорили, что публика будет просто вежливо аплодировать, а нам стоя устраивали овации. И отклики на выступления были очень теплые, должен сказать, везде публика одинаковая. Мы создали «слушающую» аудиторию».
* * *
Наконец 21 августа 1975 года развод Мориса и Лулу стал окончательным, и впервые за два года они встретились, чтобы обсудить продажу дома в Хайгейте стоимостью 88 тысяч фунтов стерлингов. Перед встречей в поведении обеих сторон заметно было напряжение, как оказалось, совершенно напрасное.
«Когда мы с Лулу встретились, чтобы все обговорить, думал, мы передеремся как кошка с собакой, но встреча оказалась приятной, - говорит Морис. - Хорошо, что мы с Лулу можем быть друзьями. Мы оба понимаем, что у каждого теперь собственная жизнь и эта жизнь продолжается».
Морис по-прежнему утверждает, что жизнь с Лулу не сложилась, потому что оба они строили карьеру, а двум людям одновременно под одной крышей трудно строить две карьеры. «Оказалось очень трудно сохранить брак, если и муж, и жена работают в шоу-бизнесе, ведь им некогда побыть вместе, работа не дает. А когда мы с Лулу поженились, то были слишком молоды, чтобы постараться сохранить брак. Она не могла сопровождать меня на гастролях из-за работы, а когда я возвращался, у нее был пик активности. С Ивонн я чувствую себя более спокойно, и мы практически не расстаемся с самой первой встречи. Не могу себе представить расставание с ней даже на пару дней, тоска будет невыносимой».
Морис с Ивонн с самого начала собирались пожениться, как только Морис получит официальный развод, но им пришлось подождать начала октября, окончания канадских гастролей группы. По словам Мориса, они собирались устроить совсем другую свадьбу, не похожую на его первую, без тысячной толпы поклонников на пороге церкви: «В этот раз мы поженимся в мэрии в присутствии немногочисленных самых близких людей».
«Мама не очень-то была рада узнать, что я собираюсь жить с эстрадным певцом, — признается Ивонн, - но, познакомившись с Морисом, стала думать иначе». Ее родители не только благословили брак, но и сами переехали жить к молодым в Суссекс, где у Мориса был дом.
«Мы были очень счастливы эти полтора года и надеемся вскоре обзавестись детьми», - добавила Ивонн. На самом деле в момент интервью она уже была на третьем месяце беременности.
«Я намного счастливее в личном плане, - говорил Морис. - И с работой все в порядке: сингл «Jive Talkin'» занял первое место в Америке и пятое в Великобритании».
Лулу призналась, что тоже рада, что Морис встретил девушку, на которой хочет жениться, и добавила: «Я им обоим желаю огромного счастья». Она опровергла предположения, будто неудачное замужество выработало стойкий иммунитет к семейной жизни: «Хочу, чтобы в моей жизни был мужчина- нормальный мужчина, живущий в нормальном доме, от которого я могла бы родить нормальных детей».
Ненадолго, но такой человек в ее жизни появился - парикмахер Джон Фрида, за которого Лулу вышла замуж в 1976 году и от которого родила своего горячо любимого сына Джордана.
* * *
Выход «Nights On Broadway» совпал с первым концертом канадских гастролей группы, проходившим в зале Memorial Arena в Виктории, провинция Британская Колумбия. Эта пластинка стала второй после Main Course, вошедшей в Америке в десятку лучших песен, чему, возможно, способствовал выпуск рекламных экземпляров специально для Америки. В ней не было «мечтательной части», совершенно заслуженно любимой Стигвудом, но отнимавшей у песни стремительность, очень красившую ее и в конце концов способствовавшую тому, что песня стала хитом. Официальные пластинки сохранили медленную часть, и до появления новых технологий и наступления эры ремиксов, это был последний случай, когда сингл претерпевал такие значительные изменения.
«Nights On Broadway» стала еще одним хитом, вошедшим в двадцатку лучших песен в Германии, хотя на этот раз продажи в Великобритании были далеки от желаемых. Однако менее чем два года спустя Кэнди Статон устранила недоразумение, попав в списки с собственной версией песни.
Выступление в здании форума в Галифаксе, Новая Шотландия, было последним в турне, и The Bee Gees вернулись домой. Барри с Линдой выехали из дома, который снимали на Брей Хилл в Дугласе, остров Мэн, и купили больший в начале Принсесс-роуд. Дом назывался «Шердли», и в нем также поселились родители Линды Джордж и Мэй Грей.
Морис официально объявил о своей помолвке сИвонн,и!7 октября в мэрии городка Хейвордз Хит состоялась свадьба. Шафером был Барри на костылях и ногой в гипсе после падения со ступенек собственного дома. Невеста опоздала на свадьбу почти на 15 минут, зато прибыла в серебристом Rolls-Royce. После четырех минутной церемонии новобрачные с гостями вернулись домой, где состоялся небольшой прием с шампанским.
Два последних месяца 1975 года группа рекламировала Main Course в Европе. Встречи с журналистами проходили в Копенгагене, Гамбурге, Амстердаме, Брюсселе, Милане и Париже. Альбом принес им «Золотую катушку» АМРЕХ в Штатах и приз в 1000 долларов, который они потратили на благотворительность, выбрав для этого The Children's Health Council, организацию защиты здоровья детей.
А тем временем Ахмет Эртеган, убежденный, что заключает выгодную сделку, посоветовал совету директоров купить RSO. Джерри Гринберг считает, что компанию Роберта Стигвуда собиралась купить компания Warner Communications, но позже от мысли отказалась, так как назначенная Стигвудом цена оказалась слишком высокой. PolyGram предложила более высокую цену, и Warner Communications осталось сокрушаться о несостоявшейся сделке. Как не очень утонченно выразился Гринберг: «Естественно, это была самая большая чертова ошибка с их стороны!».
Таким образом Роберт Стигвуд доверил распространение продукции RSO в Америке голландской звукозаписывающей фирме PolyGram, частью которой была компания Polydor (вместо Atlantic, дочернего предприятия Warner).
В январе 1976 года группа вылетела в Америку для работы над новым альбомом, а в это время вышел третий сингл из альбома Main Course «Fanny (Be Tender With My Love)». Месяцем позже он появился в Америке, где вошел в двадцатку лучших, а лучшим результатом стало 12-е место. И снова значительную часть успеха группа приписала участию в проекте Арифа Мардина, но больше рассчитывать на поддержку Map дина они не могли.
У Арифа Мардина был контракт с Atlantic, а поскольку The Bee Gees теперь, по новому контракту с RSO, были приписаны к Polydor, он не мог заниматься альбомами группы. Идеальное партнерство Map дин - The Bee Gees резко прервалось. Неожиданно перед группой встала новая проблема.